А произошло все, как обычно, как уже бывало со мной.
Часа за два до рассвета я проснулся и долго не мог уснуть, а потом вся казарма, весь мир словно канули во тьму, пропали.
Было такое впечатление, будто я остался один в черной, гулкой пустоте.
И вот тогда мне было явлено будущее. Словно единственный зритель в безлюдном синематографе, я пялился на экран, вот только показывали не фильму, а мою жизнь.
Когда я очнулся, сердце громко стучало, а лицо было липким от пота. Приподнявшись с постели, я рухнул обратно на койку — изнемог совершенно, словно весь божий день вкалывал, не приседая.
Страх, дикий страх накатил — и оставил меня. Я даже захихикал, как дурачок. (Нервное)
Чего мне бояться? Что помру полвека спустя? А я разве бессмертен? Или не знал, что люди имеют обыкновение стариться, частенько недотягивая и до седьмого десятка?
Как говорила моя бабушка Рейзл: «Человек рождается от матери, а помирает сам».
Да наоборот, я радоваться должен столь долгому сроку!
Значит, я не скончаюсь от рака в тридцать с небольшим, как наш сосед Янек, меня не убьют, не переедет машина. Я тихо отойду в мир иной.
И, быть может, смерть — вовсе не конец, а начало?
Вот, вы как-то спрашивали, верю ли я в Бога?
Честно скажу: я не верю в Иегову, Саваофа или Аллаха — это все убогие образы Создателя, возникавшие в воспаленных мозгах кочевников, наивные потуги познать божественную сущность по людскому подобию.
Я просто знаю, что Он есть.
Господь. Творец. Вседержитель.
И он вовсе не таков, каким малюют его на иконах или на полотнах — Бог непознаваем и непредставим. И не дано человеку понять Его, как нельзя узреть всю Землю разом, стоя на карачках посреди огородных грядок. Копошиться в навозе и прахе — вот наш удел.
Помнится, вы настаивали на том, чтобы я вел дневник — дескать, любая малость может помочь в исследовании «такого феномена, как В. Мессинг».
Я и вправду начал писать записки, хоть и урывками — это послание к вам, герр профессор, по сути, первая страница моего дневника. Я ее только обработал немного, чтобы зря не морочить себе голову…
А знаете, на чем я себя поймал, описывая свое не святое житие?
Что не просто веду дневник, а подыскиваю нужные слова, стараюсь повествовать искуснее, словно сочиняю рассказ о Велвеле из Гуры[5] на потеху толпе. И в этом, герр Абель, весь я — хилый, тощий, нескладный, близорукий.
Если я слышу хохот за спиной, то деревенею, принимая насмешку на свой счет. Мучительно боюсь сильных и наглых, а если и даю сдачи, то лишь в мечтах.
И есть только одно, что отличает меня от других и возвышает над ближними — та скрытая сила, что бродит во мне, иногда пугая и даже доводя до слез. Но и утешая в то же время, придавая значимости моей, в принципе, никчемной жизни. Даже составляя предмет тайной гордости «такого феномена, как В. Мессинг».
Я ощущаю свой дар, как святониспосланную благодать, хотя, наверное, любая способность, выходящая за рамки среднестатистического явления, несет в себе и благое, и дурное.
Я могу читать мысли и даже видеть будущее, могу внушить то, чего нет, вот только не стану от этого ни полубогом, ни полудьяволом.
Человек ведь не меняется, обретя некие способности. Он остается тем же серым и трусливо вожделеющим существом, каким и был.
В теории, сила, коей я обладаю, способна приблизить меня к скромному могуществу.
Разве не могу я внушить девушке любовь и страсть, чтобы она с радостью и желанием отдалась мне? Могу.
Вот только будет это не чем иным, как изнасилованием.
Могу заставить ростовщика отдать мне чемодан с деньгами. Это будет воровство.
А я не хочу быть ни вором, ни насильником. Тешить беса — против моих правил. Я сам провел черту дозволенного, и никогда не переступлю ее. Аминь».
Документ 2
Письмо В. Мессинга Лее Гойзман[6]
Польша, Лодзь, 19 августа 1925 г.
«Дорогая Лея!
У тебя замечательная подруга. Если бы не Фейга, я бы не получил ни одной из тех милых записочек, которые перечитываю снова и снова, подношу к лицу, закрываю глаза, вбирая нежный аромат твоих духов, и чудится мне, что ты рядом.
До сих пор во мне живо первое, самое свежее впечатление, когда я увидел тебя. Весь мир тогда будто погрузился в цветной туман.
Мысли о том, что я влюбился, в тот самый день не мелькали — во мне жило опасение. Вдруг я ошибаюсь?
Как, вообще, люди распознают любовь? Ведь это чувство никак не объяснишь, не выразишь словами. Вон, сколько веков подряд изощряются поэты — перебрали все выражения и метафоры, а истины так и не ведает никто.
6
Лея Гойзман — первая любовь В. Мессинга, дочь текстильного фабриканта из Лодзи. Молодой Вольф встретил эту девушку летом 1925 года. Затем, после гастролей по Бразилии и Аргентине, уже в феврале 1926 года сделал ей предложение. Лея была согласна, но ее отец был резко против и выдал девушку замуж за сына своего партнера из Белостока