В сотне футов под нами сверкала стальным блеском река Чарльз. Испещрённая пятнами снега и льда, она напоминала питонью шкуру.
Рэндольф так сильно перегнулся через перила моста, что я занервничал не на шутку.
– Надо же такому случиться, – бормотал он. – Из всех мест на свете – именно это.
– Так вот, о моём отце… – снова завёл я.
Рэндольф стиснул мне плечо:
– Посмотри вниз, Магнус. Что ты видишь?
Я осторожно заглянул через перила:
– Воду.
– Нет же – резное украшение под нами.
Я взглянул ещё раз. Примерно на середине пилона над водой торчало что-то вроде гранитного балкона. Как театральная ложа, только с заострённым верхом.
– Похоже на чей-то нос.
– Вовсе нет… Впрочем, это и правда нос, хотя и в другом смысле. Это нос викингского драккара. Поэт Лонгфелло, в честь которого назван мост, восхищался древними скандинавами[15]. Писал поэмы об их богах. Как и Ибен Хорсфорд, Лонгфелло верил, что викинги добрались до Бостона. Отсюда и такие украшения моста[16].
– Вам бы экскурсии водить, – посоветовал я. – Фан-клуб Лонгфелло вас бы деньжищами завалил.
– Ты что, не понимаешь? – Дядина рука всё ещё лежала на моём плече, и мне от этого было неловко. – Столько людей веками верили в это. Чутьё говорило им, что это правда, но у них не было доказательств. Однако викинги не просто так посетили это место. Это место было для них сакральным! Прямо под нами – где-то рядом с этими декоративными корабельными носами – покоятся останки подлинного драккара, таящего в своих недрах бесценный груз.
– Я пока кроме воды ничего не вижу. И я всё ещё хотел бы послушать про папу.
– Магнус, скандинавские первопроходцы явились сюда в поисках оси миров, ствола древа. И они нашли его…
Гулкое «бум!» прокатилось над рекой. Мост дрогнул. Где-то в миле от нас, среди частокола труб и колоколен Бэк-Бэй, воздвигся столб густого чёрного дыма с грибной шляпой.
Я привалился к перилам:
– Э-э… А это не рядом с вашим домом?
Рэндольф помрачнел. Его серебристая борода поблёскивала в солнечном свете.
– Время уходит. Магнус, протяни руку над водой. Меч лежит там, внизу. Призови его. Сосредоточься на нём, как будто важнее нет ничего на свете. Как будто ты всегда жаждал им завладеть.
– Меч? Я… Слушайте, дядя, я всё понимаю, у вас, наверное, выдался нелёгкий день, но…
– ДЕЛАЙ, ЧТО СКАЗАНО.
Он произнёс это таким суровым тоном, что я как-то сник. Рэндольф определённо свихнулся – иначе не кормил бы меня баснями о богах, мечах и кораблекрушениях тысячелетней давности. Но столб дыма над Бэк-Бэй был очень даже настоящий. Вдалеке выли сирены. Водители на мосту высовывались из окон, чтобы поглазеть, доставали смартфоны и фоткали пожар.
И как я ни сопротивлялся, басни Рэндольфа почему-то находили во мне отклик. Я чувствовал, как моё тело гудит в резонансе с чем-то очень созвучным. Точно я впервые поймал правильную волну и встроился в дрянной саундтрек моей жизни.
Я простёр руку над водой.
Ничего не произошло.
«Естественно, – мысленно съехидничал я. – А ты чего ждал?»
Мост тряхнуло сильнее. Один из бегунов на тротуаре споткнулся. За моей спиной хрястнуло: кто-то врезался в зад едущему впереди автомобилю. Заголосили гудки.
Над крышами Бэк-Бэя тем временем заклубился второй столб дыма. Во все стороны летели пепел и горящие обломки, будто где-то под землёй проснулся вулкан.
– Это… это уже ближе, – заметил я. – Похоже, в нас целятся.
Честно, я надеялся, что Рэндольф скажет: «Что за глупости, конечно, нет!» Но Рэндольф словно состарился на моих глазах. Его морщины потемнели. Плечи ссутулились. Он тяжело навалился на трость.
– Пожалуйста, не надо снова, – шептал он себе под нос. – Не надо, как в прошлый раз.
Что ещё за прошлый раз? Мне сразу вспомнилась гибель его жены и детей: ни с того ни с сего разыгрался шторм и ещё какое-то пламя…
Рэндольф вперил взгляд в меня:
– Попытайся ещё раз, Магнус. Прошу тебя.
И я снова простёр руку над водой. Я представил, будто тянусь к маме, хочу вырвать её из прошлого – спасти от волков и увести из пылающего дома. Я тянулся к ответам на мои вопросы, почему я потерял её, почему с тех пор моя жизнь стала такой дурацкой фигнёй.
Прямо подо мной река начала дымиться. Лёд таял, снег испарялся, и на поверхности обозначилась полынья в виде руки. Моей руки – только в двадцать раз больше.
15
16
Дядя Рэндольф, конечно, историк, но XX век – это не его период, и тут он вправе немного напутать. Украшения в виде носов драккаров связаны всё-таки с именем Ибена Хорсфорда и популярностью его теории, а скандинавские увлечения Лонгфелло тут ни при чём. Впрочем, даже сам Лонгфелло тут изначально был ни при чём: мосту с гранитными башнями дали имя поэта лишь двадцать лет спустя после постройки, в 1927 году.