Пора благодатных дождей — для Сугривы раздолье!
Вторично супругу обрел и сидит на престоле!
Не царь, а изгнанник, в разлуке с возлюбленной Ситой,
О Лакшмана, я оседаю, как берег размытый!»
Сугрива словно бы не помнит про обещание, данное горестному сыну Дашаратхи. Он соединился наконец с любимой женою Румой и, следуя древнему обычаю, взял в жены и прекрасную Тару. Он пренебрег делами царства и предается любовным утехам.
Кончается пора дождей, светлеет небо, высыхают дороги. Множатся приметы осени.
[Слово Рамы об осени]
(Часть 30)
«Сам Индра теперь отдыхает, поля наши влагой
Вспоив и зерно прорастив, человеку на благо.
Царевич! Покой обрели громоносные тучи,
Излившись дождем на деревья, долины и кручи.
Как лотосов листья, они были темного цвета
И грозно неслись, омрачая все стороны света.
Над а́рджуной благоуханной, кута́джей пахучей
Дождем разрешились и сразу истаяли тучи.
Мой Лакшмана, ливни утихли, и шум водопада,
И клики павлиньи, и топот слоновьего стада.
При лунном сиянье лоснятся умытые кряжи,
Как будто от масла душистого сделавшись глаже.
Люблю красы осенней созерцанье,
Зеркальный блеск луны и звезд мерцанье,
И семилистника благоуханье,
И поступи слоновьей колыханье.
Осенней обернулась благодатью
Сама богиня Лакшми, с дивной статью,
Чьи лотосы готовы к восприятью
Лучей зари и лепестков разжатью.
И осень — воплощение богини —
Красуется, лишенная гордыни,
Под музыку жужжащих пчел в долине,
Под клики журавлей в небесной сини.
Стада гусей, угодных богу Каме,
С красивыми и крепкими крылами,
С налипшею пыльцой и лепестками,
Резвятся с чакрава́ками, нырками.
В слоновьих поединках, в том величье,
С которым стадо выступает бычье,
В прозрачных реках — осени обличье
Являет нам свое многоразличье.
Ни облака, ни тучки в ясной сини.
Волшебный хвост линяет на павлине,
И паву не пленяет он отныне:
Окончен праздник, нет его в помине!
Сиянье при́яки
[239]златоцветущей
Сильнее и благоуханье гуще.
И пламенеет, озаряя кущи,
Роскошный цвет, концы ветвей гнетущий.
Охваченная страстью неуемной,
Чета слонов бредет походкой томной
Туда, где дремлет в чаще полутемной
Заросший лотосами пруд укромный.
Как сабля, свод небесный блещет яро.
Движенье вод замедлилось от жара,
Но дует ветер сладостней нектара,
Прохладней белой лилии «кахла́ра»
[240].
Где высушил болото воздух знойный,
Там пыль взметает ветер беспокойный.
В такую пору затевают войны
Цари, увлекшись распрей недостойной.
Быки ревут, красуясь гордой статью,
Среди коров, стремящихся к зачатью
Себе подобных с этой буйной ратью,
Что взыскана осенней благодатью.
Где переливный хвост из перьев длинных?
Как жар, они горели на павлинах,
Что бродят, куцые, в речных долинах,
Как бы стыдясь насмешек журавлиных.
Гусей и чакравак спугнув с гнездовий,
Ревет и воду пьет вожак слоновий.
Между ушей и выпуклых надбровий
Струится мускус
[241]— признак буйства крови.
Десятки змей, что спали, в кольца свиты,
Порой дождей, в подземных норах скрыты,
Теперь наружу выползли, несыты,
Цветисты и смертельно ядовиты.