Подошедшие к Кичкасу белогвардейцы вынудили Махно-отойти на остров Хортицу, а затем на станцию Канцеровку.
Махно не думал окончательно уходить с арены политической борьбы, где он почувствовал свою силу, понял, что в водовороте гражданской войны еще не раз сможет подняться на гребень славы и популярности, сумеет найти те крестьянские массы, ко-
52 ЦГАОР УССР. Ф. 2759. On. 1. Д. 52. Л. 60.
торые, как и прежде, будут считать его своим батькой, удачливым и мудрым предводителем. В этой связи Махно оставил два документа, в которых попытался оправдать свои действия, eini' раз подчеркнуть, что главной целью его жизни является революционная борьба и ничего больше.
9 июня 1919 г. он направил телеграмму в шесть адресом штабу 14-й армии К. Е. Ворошилову, Председателю Реввоенсовета Л. Д. Троцкому, Председателю Совнаркома УССР X. Г. Ваковскому, В. И. Ленину, Л. Б. Каменеву, а также Г. Е. Зиновм •еву, в которой объяснил, почему он ушел из Красной Армии*.
Написанная на станции Гайчур телеграмма была обращена не только к указанным адресатам, но и к махновцам, крестьян ству. Она была опубликована анархистской газетой «Набат> спустя 20 дней и была заметно откорректирована и исправлена по сравнению с первым вариантом махновского письма. Следуп заметить, что оно дошло до В. И. Ленина, который прочел его 10 июня 1919 г.178179
Второе заявление Махно было устным, и сделал он его м кругу своих соратников 15 июня перед отъездом в тыл Красной Армии. «Нет, мы были правы, — говорил Махно, — повстанчеству мы открыли новую блестящую страницу в истории, не поддались на провокацию. Вопреки желанию Троцкого — толкнуть нас в объятия Деникина — мы выдержали экзамен блестяще Окруженные трибуналами, которые нас расстреливают, не имен патронов и снарядов, мы не отступали, а наоборот — продвигаемся вперед. Однако так продолжаться больше не должно. На этом заседании мы должны решить дальнейшую судьбу повстанчества, ибо немыслимо умирать на фронте, когда в тылу расстреливают. Мы вышли из подполья и посмей трибунал арестовать кого из нас — мы закатим такую истерику, что задрожит и Ки ев. Довольно сентиментальности: надо действовать, да так, чтобы красный фронт разыграть в пользу повстанчества. Наша дивизия должна повернуть штыки против своего тыла: Мелитополя, Федоровки, Александровска, где засели красные полки 14-й армии и, как охотники, расстреливают наших командиров, разоружают обозы, лазареты. Мы должны сказать: или идите нам на помощь против белогвардейщины, или дайте дорогу на Херсон щину и сами защищайте наши районы. Надо выйти из перекре стного огня, отдохнуть, пополниться и отомстить за старую оби ду»180.
После перехода Махно на нелегальное положение командую щий Украинским фронтом В. А. Антонов-Овсеенко написал докладную записку в ЦК КП(б)У, копия которой была направлена
В. И. Ленину, в которой пытался снять с себя вину за якобы попустительство с его стороны Махно и Григорьеву.
«Махно, — писал он в этом документе, — с конца марта передан Южному фронту. Убежденный анархист, лично честный парень, за спиной которого совершалась всякая пакость — мог быть великолепно использован нами, если б мы имели недостающий нам аппарат. Утвержденный бригадным командиром 3-й бригады Заднепровской дивизии, отданный под начало Дыбенко, Махно постепенно преобразовывал свои части. Комитеты в частях были уничтожены, введены политкомы, но они оказались слабоваты, командного состава не было, поставить правильно снабжения не могли по общим причинам, а части Махно оставались в преходящем состоянии. Но некоторые из них дрались с казаками превосходно, и нет сомнения, еще долго бы отстаивали свой район, если б у них были патроны (к итальянским винтовкам, которыми многие из них были вооружены, патронов им не дали, хотя они и были переданы 2-й армии). Попустительства с моей стороны и следа нет. Есть лишь стремление использовать наличные силы, способные драться против нашего врага»^.