Я скажу больше: до тех пор, пока человек во всех своих трудах ищет чего-то такого, что Бог сможет или захочет подать, он будет похож на этих торговцев. Хочешь ли быть совершенно свободен от страсти к торговле, дабы Бог тебя оставил в сем храме? Тогда все, на что ты способен в своих трудах, тебе надлежит делать лишь во славу Бога, и ты должен быть так же свободен, как свободно ничто, которое не находится ни здесь и ни там. Взамен за это ты ничего не должен желать. Если будешь поступать именно так, то твои труды будут духовны и Божественны. И тогда торговцы все до единого будут изгнаны из храма, и там воцарится один только Бог, ведь сей человек помышляет только о Боге. Глядите, так храм станет свободен от всех продавцов. И посмотрите: человек, который не думает ни о себе и ни о чем ином, разве что только о Боге и Божьей славе, будет во всех своих делах воистину не связан и свободен от любой страсти к торговле и не будет искать своего, — как Бог не связан и свободен во всех Своих трудах и не ищет Своего.
Еще я упомянул, что наш Господь говорил людям, которые выставили голубей на продажу: «Возьмите сие отсюда и удалите!» Этих людей Он не изгонял и даже не очень бранил, напротив, Он вполне дружелюбно сказал: «Возьмите сие отсюда!», как будто бы хотел произнесть: «Сие не является злым и все же привносит помехи в чистую истину». Это все сплошь хорошие люди, которые творят свои дела только ради Бога и не ищут в них ничего своего, однако творят их по-своему, по своему разумению[253], со временем и числом, (размышляя о них) до и потом. В таких трудах они отгорожены от наилучшей истины, состоящей в том, что им надлежит быть свободными и не связанными, как и наш Господь Иисус Христос свободен и не связан, — во всякое время сызнова беспрерывно вне времени получая Себя от Своего небесного Отца и в оный же миг без перерыва в благодарной хвале совершенно порождая Себя в отцовское высочество в равном достоинстве. Точно так же подобает стоять и тому человеку, который хотел бы быть восприимчив для высшей истины и жить в ней без до и потом, в этом сейчас (без помехи всяческих дел и всех тех картин, которые он когда-либо видел) не связанно и свободно снова и снова принимая Божественные дары и беспрепятственно рождая их в оном же свете с хвалой, исполненной благодарности, в Господе нашем Иисусе Христе. Поэтому голуби, то есть помехи и свойства всех дел, которые, впрочем, добры и в которых человек не ищет своего, должны быть унесены прочь. И потому-то наш Господь весьма милостиво говорил: «Возьмите это отсюда и удалите!», словно Он хотел сказать: это хорошо, однако привносит помехи.
Если сей храм станет свободен от разных помех, иначе говоря свойств и незнания, то просветлится и воссияет столь ясно и ярко над всем, соделанным Богом, и сквозь все, Им сотворенное, что ему никто своим сиянием не сможет ответить, кроме одного только Бога. Да и воистину, сему храму никто неподобен, кроме единого нетварного Бога. Все, что лежит ниже ангелов, вовсе несообразно ему. Сами высшие ангелы подобны этому храму благородной души лишь до некоторой степени, и то не совсем. Если в известной мере они подобны душе, то это касается знания и любви. Но им поставлена цель, а сверх нее они ни на что не способны. Душа же способна на большее. Если б душа, а именно душа человека, который еще жил бы во времени, стояла на одном уровне с высшими ангелами, то в свободном произволении человек все-таки мог бы подняться несоизмеримо выше ангелов, — сызнова в каждом настоящем мгновении, без меры, то есть вне способа и выше способа ангелов и всякого тварного разума. Только Бог свободен и нетварен и потому лишь Он равен ей по свободе, но не по нетварности, ведь она сотворена. Если душа взойдет в несмешанный свет, то удалится в свое никакое ничто, а в этом ничто — от тварного нечто, и никаким образом не сумеет своими силами вернуться обратно в оное тварное нечто. И Бог со Своею нетварностью встанет ниже ее никакого ничто и восприимет ее в Своем этаком нечто[254]. Душа решилась обратиться в ничто и не может сама собой вернуться к себе, — так далеко она отошла, — пока Бог не поставит Себя ниже ее. Так должно быть волей-неволей, ибо, как я уже сказал, Иисус вошел в храм и изгнал тех, кто в нем покупал и продавал, прочим же начал говорить: «Удалите сие!» Взгляните, вот я беру это словцо: «Иисус вошел и принялся говорить: «Удалите сие!», и они сделали так». Видите, тут никого больше не было, кроме одного Иисуса, и Он начал говорить в храме? Посмотрите, это вы должны себе накрепко уяснить: если кто-то еще хочет говорить в храме, то есть в душе, кроме одного Иисуса, то Иисус умолкает, как будто бы Его там и нет; а Его в душе действительно нет, ведь она принимает чужих гостей и беседует с ними. Но если Иисусу надлежит в душе говорить, то она должна быть одна и сама должна замолчать, если только она хочет слышать, как Иисус говорит. И вот тогда-то Он входит и принимается беседовать (с ней). Что же говорит Господь Иисус? Он говорит то, что Он есть. Что же Он есть? Он есть Слово Отца. В Самом этом Слове Отец изрекает Себя Самого и все Божественное естество и все, что есть Бог, как Он сие сознает, а Он сие сознает таким, каково оно есть. И поскольку Он совершен в Своем знании и Своей способности, постольку Он совершен и в Своем говорении. Когда Он говорит сие Слово, то изрекает Себя и все вещи в другом Лице и сообщает Ему (Слову) ту же природу, какую имеет и Сам, и в этом же Слове изрекает все наделенные разумом духи по образу подобными этому Слову, ведь Оно в них пребывает, но и неподобными всяческим образом этому Слову, ведь Оно излучается, тогда как каждый из них имеет отдельное бытие. Сии духи получили возможность стяжать подобие с оным Словом по благодати. И оное Слово, каково Оно Само по Себе, — Его полностью изрек Отец: Слово и все, что содержится в Слове.
253
254