Святым и ангелам надлежит воздавать радость. О, чудо из чудес! Способен ли человек в этой жизни давать радость тем, кто принадлежит жизни вечной? Конечно же, да! Всякий святой испытывает столь большое веселье и столь несказанную радость из-за всякого доброго дела. Из-за благого произволения или стремления имеют они столь великую радость, что никакие уста высказать не умеют, никакое сердце не может измыслить, сколь великую радость имеют они из-за этого. Отчего сие так? Оттого, что они возлюбили Бога безмерно и так Его любят[303], что им Его слава более желанна, чем свое блаженство. — И не одни только святые и ангелы, но и Сам Бог имеет от этого столь великую радость, словно в этом состоит Его блаженство; и Его бытие зависит от этого и Его достаточность, и Его благополучие. Ну, а теперь заметьте себе! Если бы мы захотели послужить Богу ни по какой другой причине, как только из-за великой радости, каковую имеют принадлежащие вечной жизни и сам Бог, то мы могли бы совершить это с охотой и всяческим тщанием.
Нужно также оказывать помощь тем, кто пребывает в чистилище, а равно содействие и (...)[304] тем, кто еще жив.
Подобный человек (который характеризовался выше. — М.Р.) праведен одним образом (wise); в другом смысле праведны те, кто принимает от Бога все вещи как равные, чем бы то ни было: большим или малым, радостным или печальным, — и все это равно, ни меньше ни больше, одно как другое. Если одно для тебя важней, чем другое, то нет в тебе правды. Тебе следует полностью отрешиться от своей воли.
Не так давно мне подумалось об одной вещи: если Бог не хотел бы как я, то я хотел бы как Бог. Многие люди хотят утверждать свою волю во всех вещах, но это порочно и имеет изъян. Другие (люди) — несколько лучше: они хотят того же, чего хочет Бог, и вопреки Его воле не хотят ничего. Если бы они были больны, то, пожалуй, желали бы, чтобы была воля Божья на то, чтобы им стать здоровыми. Посему, такие люди хотели бы, чтобы Бог скорее хотел согласно их воле, а не они — в согласии с Его. Это еще можно вынести, хотя и в этом нет правды. Праведники же вообще не имеют никакой воли: чего Бог желает — им все равно, как бы ни были велики невзгоды.
Праведники столь прилеплены к праведности, что случись так, что Бог не был бы праведен, они обратили бы на Него не больше внимания, чем на горошину, и стояли незыблемо в праведности, в такой мере выйдя из себя самое, что не взирали бы ни на адские муки, ни на радости Царства Небесного и ни на что остальное!.. Да, будь все страдание, которое переносят сущие в преисподней, люди и черти, или все страдание, которое когда-либо переносилось или будет перенесено на земле, — будь оно связано с праведностью, они на него не взглянули бы, столь близки они Богу и праведности. Праведному человеку нет ничего горше и тяжелее того, что противно праведности: когда он не во всех обстоятельствах[305] ровен. Как это? Если людей веселит одна вещь и печалит другая, то они суть не праведны. Нет же: раз они веселы в одно время, так уж пусть будут веселы и во все времена; если же они в одно время более, а в другое время менее радостны, то они в этом неправы. Кто любит праведность, тот столь крепко на этом стоит, что то, что он любит, является его бытием; никакая вещь не может его от этого оторвать, и ни на что другое он не взирает. Святой Августин говорит[306]: «Душа скорей находится там, где она любит, нежели там, где она дает жизнь». Это слово звучит просто и понятно всем, но мало кто понимает, что за ним кроется, и все же оно истинно. Кто вникнет в сие рассуждение о праведности и праведнике, тот поймет все, что я говорю.
«Праведники будут жить». Среди всех вещей нет вещи столь желанной и вожделенной, как жизнь. — И не бывает жизни столь плохой и тяжелой, чтобы человек не желал все-таки жить. В одном писании говорится[307]: чем ближе что-либо к смерти, тем оно отвратительней. Как бы ни тяжела была жизнь, она хочет жить. Зачем ты ешь? Зачем спишь? Затем, чтобы жить. Зачем ты стремишься ко благу и чести? Ты знаешь прекрасно. Но зачем ты живешь? Для того, чтобы жить; а жить для чего, ты все-таки не понимаешь. Жизнь сама в себе столь вожделенна, что человек стремится к ней ради нее самое. Те люди, что пребывают в аду в вечном страдании, и они не хотят потерять свою жизнь: ни нечистая сила, ни души, ибо их жизнь столь благородна, что она из Бога в душу течет без какого-либо посредства. И оттого-то, что она из Бога без посредства течет, хотят они жить. Что же есть жизнь? Бытие Бога есть моя жизнь... Если моя жизнь есть Божье бытие, то Божье бытие должно быть моим, и Божья сущность — моей сущностью[308], ни больше ни меньше.
303
304
305
306
308