Языческие учителя говорят, что Бог таким образом упорядочил твари, что одна всякий раз находится над другой и что высшие касаются низших, а низшие — высших. То, что сии учителя излагали тайными словесами, изъясняет другой учитель открыто и говорит: золотая цепь — это чистое, просветленное естество, которое поднимается к Богу и которому не по вкусу все то, что обретается вне Его, и оно охватывает Бога. Всякое (творение) касается другого, и высшее установило свою пяту на темя низшего[419]. Никакие творения не касаются в своей тварности Бога, и что сотворено, то должно быть разломано, если благу предстоит выйти наружу. — Скорлупе следует разломиться надвое, если ядру нужно выйти наружу. — Все стремится к тому, чтобы вырасти, потому что ангел, вне этого чистого естества, знает не больше, чем сей кусок древесины... Да, без оного естества ангел имеет (бытия) не больше, чем комар (его) имеет без Бога.
Он (святой Иоанн) говорит: «на горе». Как получается, что приходят к такой чистоте? Они были девственницами, и были высоко на горе, и были обвенчаны с Агнцем и развенчаны со всеми творениями, и следовали за Агнцем, куда бы Он ни пошел. Иные люди следуют Агнцу пока им хорошо, когда же Он идет не туда, куда им хотелось бы, они отворачиваются. Тут имеется в виду не это, ведь он говорит: «они следовали за Агнцем, куда бы Тот ни пошел». Если ты — дева, и обвенчана с Агнцем, а со всеми творениями развенчана, то следуй Агнцу, куда бы Тот ни пошел, — а не только тогда, когда страдаешь из-за друзей или из-за себя самое, вследствие какого-нибудь искушения, и пребываешь в смятении.
Он говорит: они стояли наверху. Что наверху, то страдает не от того, что ниже него, но лишь от того, что над ним и что выше его. Один неверующий (языческий. — М.Р.) учитель говорит: пока человек стоит возле Бога, ему невозможно страдать. Человек, что находится наверху и развенчан со всеми творениями и обвенчан с Богом, никак не страдает. Если бы ему было суждено пострадать, то было бы и Божье сердце затронуто[420].
Они были «на горе Сион». «Сион» означает «смотреть»; «Иерусалим» означает «согласие»[421]. Как недавно я говорил в Санкт-Мариенгартене[422]: сии оба принуждают Бога; если они есть у тебя, то и Бог в тебе должен родиться. Мне хочется рассказать вам половину одной истории: «Наш Господь шел однажды посреди огромной толпы. Тут пришла одна женщина и сказала: «Если я коснусь края Его одеяния, то стану здоровой». Наш Господь говорит: «Ко Мне прикоснулись». «Боже милостивый, — сказал святой Петр, — как это Ты говоришь, Господи, что к Тебе прикоснулись? Большая толпа окружает Тебя и теснит»»[423].
Некий учитель говорит, что мы живы смертью. Если мне нужно съесть курицу или корову, то ее прежде надлежит умертвить[424]. Надо взвалить на себя тяготы и следовать Агнцу в страданье и в радости. Точно так же возложили на себя горе и веселье апостолы, потому-то все, что они вынесли, для них было сладко; им смерть была дорога так же, как жизнь.
Один языческий учитель уравнивает творения с Богом[425]. Писание говорит, нам следует стать подобными Богу[426]. Подобие — зло и обман. Если я стану похож на какого-нибудь человека или найду человека, похожего на меня, то сей человек будет вести себя так, словно он — это я, но это не так, и он лжет. Иная вещь похожа на золото, но она лжет и не является золотом. Так и все вещи выдают себя за Бога и лгут; все они не являются Богом. Писание говорит: нам надлежит стать подобными Богу. Некий языческий учитель, пришедший к сему естественным разумом, утверждает: Бог так же мало готов выносить подобное, как мало готов вынести то, что Он не есть Бог[427]. Подобие — то, чего в Боге нет, в Божестве и в вечности есть (лишь) единое бытие, подобие же — не единое. Если бы я был единым, то не был бы подобным. В единстве нет ничего чуждого, в вечности есть только единое бытие, а не подобное бытие.
Он говорит: «на их челах были начертаны их имена и их Отца имя»[428]. — Что есть наше имя и что есть Отца нашего имя? Наше имя есть то, что нам подобает родиться, а имя Отца — это рождать: где Божество излучается из первой чистоты, она же есть полнота всяческой чистоты, как я говорил в Мариенгартене. Филипп сказал: «Господи, покажи нам Отца, и довольно для нас»[429]. Здесь, во-первых, подразумевается то, что мы должны быть Отцом; во-вторых же, нам нужно быть благодатью, ибо имя Отца — это рождать: Он рождает во мне Свое подобие. Если я вижу еду, и она мне годится (дословно «подобна». — М.Р.), из этого возникает желание; или, если я увижу какого-нибудь человека, который похож на меня, то отсюда явится благосклонность к нему. Так же и тут: небесный Отец рождает во мне Свое подобие, а от подобия приходит любовь, то есть Святой Дух. — Отец рождает ребенка естественным образом; (восприемник), тот, кто принимает ребенка из крещальной купели, ему не отец. Боэций говорит: Бог — это тихо стоящее благо, которое приводит в движение все вещи[430]; то, что Бог постоянен, именно это и заставляет мчаться все вещи. Есть нечто, приводящее в великую радость, что движет и гонит и заставляет все вещи бежать, с тем чтобы они возвращались туда, откуда взяли исток, оно же в себе остается недвижимым. И чем та илииная вещь благородней, тем с большим постоянством она находится в беге. Первооснова гонит их всех. Мудрость и Благо и Истина что-то к ней прибавляет, а Единое не прилагает, но полагает основание для Бытия.
419
420
421
422
424
425
426
1 Ин. 3, 2. Синодальный пер.: «Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть».
427
428
430
См. также: