Некая женщина спросила нашего Господа, где нужно молиться. И Господь наш сказал: «Грядет час и ныне есть, когда истинные поклонники поклонятся в духе и истине. Бог есть дух, посему молиться подобает в духе и в истине»[506]. Чем является истина, тем не являемся мы, хотя и мы истинны (тоже), но к этому примешано что-то неистинное. В Боге же это не так. Душе нужно стоять в первом исходе — там, где извергается и источается истина, — «во вратах дома Господня» и надо изрекать, выговаривать Слово. Все, что в душе, должно говорить и хвалить, но голоса никто слышать не должен. В тиши и покое — как я тут об ангелах толковал, что они-де сидят подле Бога, в хоре истины и огня, — тут Бог вещает в душу и изрекает в душу всего Себя целиком. Тут Отец рождает Своего Сына, испытывая в Слове столь великую радость и к Слову такую большую любовь, что Он никогда не прекратит произносить оное Слово во всякое время, то есть над временем... Сказанному нами вполне соответствует изречение: «Дому Твоему подобает святыня», хвала и чтобы в доме этом не было ничего постороннего, кроме славословия Тебе.
Наши учителя вопрошают: что хвалит Бога?[507] Это совершает подобие: так, Бога восхваляет все то, что подобно Богу в душе, а что не имеет подобия Богу, то Бога не восхваляет, — вроде того, как картина восхваляет своего мастера, запечатлевшего в ней все мастерство, которое он несет в своем сердце, и сделавшего ее столь подобной себе. Сходство картины восхваляет своего создателя без каких-либо слов. То, что можно прославить словами и то, о чем молятся ртом, — ничтожная вещь. Ведь наш Господь как-то сказал: «Вы молитесь, но не знаете о чем молитесь. Придут истинные молитвенники, которые помолятся Отцу Моему в духе и истине»[508]. Что есть молитва? Дионисий говорит: «Молитва есть восхождение ума к Богу»[509]. Один язычник сказал: где дух, единство и вечность, там Бог захочет творить. Где же плоть против духа, где рассеяние против единства, где время противится вечности, там не действует Бог, Он не может с этим мириться[510]. Нет, всякая радость, всякое удовольствие, веселье и наслаждение, которые здесь можно иметь, все сие должно быть отброшено прочь. Кто хочет Бога хвалить, тот должен быть свят и быть собран и быть духом и нигде не быть вне; нет же, (он должен быть) в совершенном подобии вознесен в вечную вечность выше всяких вещей; я имею в виду: не выше всяческих тварей, которые созданы, нет, выше всего, чего он сумел бы, если бы захотел; над этим должна подняться душа. Пока есть что-то над ней и пока есть что-то пред Богом, что не является Богом, душе не достичь основания «в долготу дней».
Вот, святой Августин говорит: когда свет души, в коем все твари получают свое бытие, осияет творения, это называется утром. Когда свет ангела осияет собой свет души и в себя его заключит, это зовется утром в разгаре[511]. Давид говорит: «Стезя праведника подымается и возвышается до полного дня»[512]. Сия стезя хороша, приятна, весела и приветлива. Далее: когда Божественный свет затмевает собою ангельский свет, а свет души и ангельский свет входят в Божественный свет, это называют полуднем. Ибо день бывает в (своем) наивысшем, наиболее протяженном и совершенном, когда Солнце стоит в высоте и проливает на звезды свой свет, а звезды изливают свой свет на Луну, так что все находится в подчинении Солнцу. Точно так же Божественный свет вобрал в себя ангельский свет и свечение души, и все это пребывает в порядке и обращенным горе и вместе возносит хваление Богу. Тогда нет ничего, что не хвалило бы Бога, и все стоит в подобии Богу — чем подобней, тем более исполнено Бога, и все хвалит Бога. Наш Господь сказал: «Я буду жить с вами в вашем дому»[513]... Помолимся нашему милому Господу Богу, чтобы Он с нами здесь жил, чтобы и мы вечно с Ним жили; в этом помоги нам Боже. Аминь.
ПРОПОВЕДЬ 20а
Святой Лука нам в своем Евангелии пишет: «Один человек сделал ужин или вечернюю трапезу». Кто приготовил ее? Человек. А чем является то, что Лука назвал ужином? Некий учитель говорит, что ужин означает большую любовь, ибо Бог никого к нему не допустит, кто Ему не известен[515]. Кроме того Лука дает также понять, сколь чистыми надо быть тем, кто вкушает сей ужин. Но вечер никогда не наступит, если до него не прошел целый день. Если бы не было солнца, то никогда бы не было дня. Когда солнце взойдет, займется заря. Потом солнце светит сильней и сильней — и вот уже полдень. Не иначе в душу проливается Божественный свет, чтобы больше и больше озарять силы души, пока не наступит полдень. В душу никоим образом никогда духовно не придет день, если она не приняла Божественный свет. В-третьих, Лука имеет в виду: кто хочет достойно вкусить оную вечернюю трапезу, тот должен придти вечером. Вечер наступает, когда исчезает свет этого мира. Давид говорит: «Он поднимется вечером, Господь — имя Ему»[516]. Так и Иаков: когда наступил вечер, он лег и уснул[517]. Это означает душевный покой. В-четвертых, здесь подразумевается, по слову святого Григория, то, что после ужина нет больше трапезы[518]. Кому Бог даст эту еду, тому она будет столь сладка и вкусна, что ему ни за что не понравится никакая другая еда. Святой Августин говорит: Бог есть нечто такое, что если кто-нибудь это постигнет, то уже не сможет ни на чем ином успокоиться[519]. Святой Августин говорит: Господи, если Ты отнимешь Себя у нас, то подай нам иного Себя, или мы никогда не обрящем покоя; мы не хотим ничего другого, кроме Тебя[520]. Один святой говорит о боголюбивой душе, что она понуждает Бога к тому, чего только захочет, и попросту дурачит Его, так что Он не может ей отказать ни в чем из того, что Он есть[521]. Он отнял Себя в одном образе и дал Себя другим способом: Он отнял Себя как Бога и человека и подал Себя как Бога и человека в Своем ином в тайном сосуде. Великую святыню нельзя просто так трогать и видеть неприкровенной. Поэтому Он облачил Себя в одеяние по образу хлеба — точно так же, как телесная пища преображается моею душой, и нет ни одного уголка в моем естестве, не объединенного с ней. Ибо в естестве есть некая сила, которая отделяет самое грубое и отторгает его, а наиболее благородную часть она поднимает, так что нигде не останется малости, пусть с игольное острие, которое не объединилось бы с ней[522]. То, что я съел тому назад четырнадцать дней, объединено с моей душой точно так же, как то, что я воспринял в животе моей матери. Не иначе бывает, если кто-то примет оную трапезу в чистоте: он, воистину, станет с нею так же един, как плоть и кровь едины с моею душой.
507
509
510
511
515
516
Пс. 67, 5. Синодальный пер.: «Превозносите Шествующего на небесах, имя Ему: Господь». В оригинале: «Er klimmet ûf in dem âbende, und sîn name ist der herre» (DW I, S. 326, 15-16).
518
519
520
521
522