Но я оставил в Хамадане мать моего семейства и своего ребенка —
Занес меня к вам ветер нужды и вихрь маяты. Посмотрите, да помилует вас Бог, на самого тощего, изнуренного, привела его к вам нужда, умучила нищета.
Господь указал, что у вас добро меня ждет, он ко злу никого не ведет.
Говорит Иса ибн Хишам:
Клянусь Богом, своими жалобными речами он растопил наши сердца и в слезах утопил наши глаза, и мы отдали ему все, что было у нас при себе. Он ушел, вознося нам хвалу, а я последовал за ним — и оказалось, клянусь Богом, что это не кто иной, как наш шейх Абу-л-Фатх Александриец.
ИСФАХАНСКАЯ МАКАМА
(десятая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Будучи в Исфахане, я надумал поехать в Рей, поэтому мое положение было зыбким, словно тень: я в любую минуту ожидал каравана, чтобы назавтра в путь отправиться рано. Наконец он прибыл и дальше идти собрался, час отъезда уже приближался — а тут призыв к молитве раздался. И я решил ненадолго от спутников ускользнуть, чтобы выполнить долг мусульманина до того, как пуститься в путь: чем в одиночку молиться, пристойней мечеть посетить, — опасно, правда, отъезд пропустить. Но я надеялся, что с молитвой благословение Божие меня не покинет в путешествии по пустыне.
Я пришел на молитву, протиснулся в первый ряд, где обычно самые праведные стоят. Тут к михрабу[33] вышел имам[34] и прочел суру «Открывающая»[35], чтением Хамзы[36] — по манере произношения мадды и хамзы[37]. Я же только о том и думал, как бы к отъезду не опоздать и свою верблюдицу не потерять. А имам после суры «Открывающая» стал читать суру «Падающее»[38], а я поджаривался на огне волнения и пекся на углях нетерпения: то ли жди и ни слова не говори, то ли выскажись и умри — потому что я знал, какая буря начнется, если из-за меня молитва до срока прервется. И пришлось мне стоять в таком положении до завершения чтения. С караваном я мысленно уже распрощался, с багажом и верблюдицей расстался. А имам тем временем склоняется, как лук согбенный, в позе покорной и смиренной — такого смирения я никогда не видывал! Потом он голову поднимает, руку правую простирает и возглашает: «Бог внимает тому, кто его восхваляет». Затем он встает и замирает — я даже подумал, не уснул ли он. Но тут имам о пол рукой опирается, к полу лицом прижимается и опрокидывается ничком.
Я поднял голову, надеясь выскользнуть где-то, но между спинами не увидел просвета и снова склонился в земном поклоне. Наконец имам дал команду подняться, возвеличив Божие имя, все сели — и я вместе с ними. Потом он встал и начал второй ракат[39] и снова прочел две суры подряд — «Открывающая» и «Поражающее». До скончания века длилось чтение, все души дошли до изнеможения. Когда же он и второй ракат завершил и рот раскрыл, чтобы произнести шахаду[40], — все почувствовали отраду, а я подумал: «Боже, спасибо за избавление, за приближение возвращения!»
Вдруг какой-то человек встал и сказал:
— Кто из вас любит общину и ближних Пророка, пусть не покинет мечеть до срока — пока не послушает меня минутку.
Я остался на месте для сохранения собственной чести. А этот человек сказал:
— Мне надлежит говорить только правду и подтверждать только истину. Я принес добрую весть от вашего Пророка, однако я не передам ее вам, пока Бог не очистит мечеть от всякого сквернавца, не признающего его пророческого призвания.
Говорит Иса ибн Хишам:
Оковами он меня сковал, веревками крепкими связал, а затем сказал:
— Я видел во сне Пророка — да славится он во веки веков! Он был словно солнце, вышедшее из облаков, иль как луна, что в глубокую ночь тьму прогоняет прочь. Звезды за ним покорно шли, его одеяние спускалось до самой Земли, и концы его ангелы несли. Затем он научил меня молитве и заповедал мне передать эту молитву его общине. Я на этих листках ее мускусом записал, харакаты[41] шафраном помечал. Кто попросит меня подарить листок — не поскуплюсь, кто заплатит мне за бумагу — не откажусь.
Говорит Иса ибн Хишам:
И потекли к нему дирхемы со всех сторон, только успевай подхватывать. Наконец он вышел, а я последовал за ним: меня восхитили щедрость его ручья, меткость его копья, уменье людей расположить и хитростью хлеб насущный добыть. Я хотел с ним поговорить, но язык придержал, хотел его расспросить — но промолчал, задумавшись, как у него сочетаются тонкость речи — с нахальством, попрошайничество — с бахвальством, как хитростью он людей оплетает и своими уловками обирает. Пригляделся — а это Абу-л-Фатх Александриец! Я спросил:
— Как ты додумался до этой хитрости?
Он улыбнулся и продекламировал:
АХВАЗСКАЯ МАКАМА
(одиннадцатая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
В Ахвазе попал я в компанию удивительную, ослепительную: все безбородые или с легким пушком на щеках, с надеждой в юных глазах, красотой осиянные и днем и ночью желанные. Мы говорили о дружбе и как ее правила установить, о братстве и как его связи укрепить, о радости и в какое время лучше ей предаваться, о питье и в какое время удобнее им наслаждаться, о том, как сочувствие завоевать и как неудачи избежать, о вине и где его доставать, о компании и как ее собирать. Один из нас сказал:
— Я подготовлю дом, а также гостей прием.
Другой сказал:
— А я беру на себя вино и десерт заодно.
И когда мы уже были готовы отправиться, появился перед нами человек в рубище с палкой остроконечной в руках и носилками погребальными на плечах. Видя в этом дурную примету, мы решили в сторону повернуть, обойти его и продолжить путь. А он крикнул нам таким криком, что казалось — земля разверзнется и звезды осыпятся[42]:
— Подите сюда, не бойтесь неотвратимой доли, идите со мной, пусть даже насильно и против воли! Пусть не блуждают ваши души в потемках — на этом одре ехали ваши предки и поедут потомки. Почему вы гнушаетесь ложем ваших отцов? Оно ведь скоро станет ложем ваших сынов. Вас на тех же носилках понесут и тем же червям на съедение отдадут. На том же коне совершите вы путь недлинный в те же долины. Горе вам! К чему дурной приметы бояться, словно дано вам собою распоряжаться? Зачем отворачиваться, глаза на все закрывать? Ведь этой участи не избежать. О нечестивцы! Пора бы остановиться!
Говорит Иса ибн Хишам:
Он отвратил нас от прежних стремлений, удержал от желанных вожделений. Мы повернулись к нему и сказали:
— Как нам полезны твои наставления! Как прекрасны твои поучения! Мы бы не прочь услышать и продолжение.
Он ответил:
— Поистине, перед вами — водопои, к которым вы придете, а шли вы к ним уже двадцать лет.
33
Михраб — ниша в стене мечети, указывающая направление в сторону Мекки, куда люди должны обращать взор во время молитвы.
35
Сура — глава Корана. Сура «Открывающая [Книгу]» (ал-Фатиха) считается одной из важнейших в мусульманском культе и часто читается как при богослужениях, так и в различных жизненных обстоятельствах.
36
Хамза ибн Хабиб (699—772) — один из семи признанных в ранней мусульманской традиции чтецов Корана; для его манеры чтения было характерно подчеркнутое выделение некоторых звуков.
37
Мадда — значок, который может ставиться при письме над первой буквой арабского алфавита (алиф), означая удлинение звука «а».
38
«Падающее» — название 56-й суры Корана. Под этим словом подразумевается День Страшного суда (то, что должно внезапно поразить всех).
39
Ракат — определенный повторяющийся цикл молитвенных поз и формул. Каждая молитва состоит из установленного числа ракатов.
40
Шахада («свидетельство») — первое и важнейшее положение исламского символа веры, выражаемое словами: «Лā илāха илла-ллāху Мухаммадун расӯлу-ллāхи» («Нет никакого божества, кроме Аллаха, а Мухаммад — посланник Аллаха») и являющееся одной из главных молитвенных формул, которая постоянно повторяется при богослужении.
41
Xаракаты — особенность арабского письма — обозначение кратких гласных надстрочными и подстрочными значками (харакатами), которые могут опускаться частично или полностью.
42