Крепко жму руку.
Ваш Феликс»[104].
В немецкий Тильзит (ныне Советск) на границе с Россией он прибыл 22 июня, чтобы проверить возможность переброски этим маршрутом оружия. Оттуда отправил Красину убийственно-вежливое письмо, критикуя его соглашение с меньшевиками. После внутрипартийного разбирательства влиятельный «Никитич» был вынужден признать правоту Литвинова, а склад в Берлине вернули большевикам. В итоге «Феликс» смог отправить через Тильзит долго ждавший своего часа груз винтовок, а потом еще несколько мелких партий оружия. Часть его ушла в Ригу, где съезд местных социал-демократов взял курс на вооруженное восстание. В июле в городе началась всеобщая забастовка, прекратился ввоз и вывоз товаров. Это вызвало бурную реакцию властей, поскольку Рига была главным торговым портом на Балтике. В начале августа в Курляндскую губернию ввели войска, начавшие охоту на латышских боевиков – «лесных братьев».
После этого ЦК партии предписал Литвинову выехать в его «епархию» – он все еще оставался фактическим главой Рижского комитета партии. Оставив склад на попечение Пятницкого, он отбыл в Ригу, где обнаружил, что почуявшие силу латыши не собираются считаться с русскими товарищами. Они не координировали свои акции с комитетом РСДРП, и Литвинов узнавал о них только благодаря личным контактам с лидерами боевиков. Благодаря этим контактам он смог привлечь латышей к попытке доставки в Россию большого груза оружия и боеприпасов из Англии на пароходе «Джон Графтон». Финансировала это японская разведка, вдохновителем дела был священник Гапон, а посредниками – британские и финские социалисты. По пути, в открытом море, на корабль, вышедший из Лондона пустым, погрузили 16 тысяч винтовок, три тысячи револьверов, три миллиона патронов и пять тонн взрывчатки, а команду заменили латышскими боевиками. По прибытии в условленное тайное место у берегов Финляндии груз предполагалось поделить между эсерами, большевиками и латышами, чтобы осенью поднять восстание одновременно в Петербурге, Москве и на окраинах империи. Однако 26 августа «Джон Графтон» заблудился в шхерах и сел на мель. К месту крушения сразу же выехали большевики во главе с Николаем Бурениным и эсеры, которым удалось вывезти около трети оружия, остальное утонуло или досталось властям.
Возможно, Литвинов также участвовал в операции, хотя прямых свидетельств этого нет. Однако эта неудача испортила его отношения с латышами. Его, например, не предупредили о событиях 7 сентября, когда отряд латышских социал-демократов напал ночью на центральную тюрьму Риги, освободив своих товарищей – Яниса Лациса и Юлиуса Шлессера. Что характерно, латыши не захотели (или не смогли) взять с собой узников-русских, включая большевика Марка (Романа Семенчикова), позже погибшего на каторге. В ответ на письмо Ленина, требовавшего сообщить подробности, Литвинов 20 сентября написал:
Пароход «Джон Графтон». (Из открытых источников)
«Дорогой Владимир Ильич!
Только что получил Ваше письмо и спешу ответить на заданный вопрос относительно нападения на тюрьму. Вероятнее всего, нападение организовано латышами или федеративным комитетом (латыши плюс бундовцы). Носились с планом освобождения Марка и Жоржа и наши партийные рабочие, но Жорж сидит все время в участке, поэтому я заключил, что это не комитетское дело…»[105]
Ленин был недоволен – вместо массовых народных выступлений латыши распыляли силы в бандитских налетах. К тому же среди революционеров Прибалтики назревало разделение по национальному признаку, а его эмиссар Литвинов ничего не мог с этим поделать. Тот и сам понимал, что от его сидения в Риге пользы мало, и пытался вернуться к более важному и перспективному делу транспортировки оружия. 26 сентября он написал из Риги Ленину и Крупской: «Дорогие друзья! Преследует меня мысль о доставке оружия. Мог бы совершенно освободить для оружия прошлогодние пути, но где взять деньги? Готов черту душу продать ради презренного металла…»[106]