Иван Майский. (Из открытых источников)
Ленин наблюдал за приближением войны из местечка Поронин в австрийской части Польши, где отдыхал летом 1913 года. В июне он выехал оттуда в Швейцарию в связи с болезнью жены, которой в Берне сделали операцию. У постели больной Ильич не засиделся, а умчался в Женеву, чтобы выступить перед русскими эмигрантами с чтением реферата по национальному вопросу. К выступлению, назначенному на 10 июля, в город приехал и Литвинов – вероятно, по приглашению самого Ленина. Большевичка Татьяна Людвинская вспоминает: «Литвинов пришел в косоворотке с пояском, производил впечатление типичного большевика-профессионала… После реферата Владимир Ильич попросил товарищей выступить с сообщениями. Слушал внимательно, иногда записывал, задавал вопросы, старался выжать из них все, что они знают или должны знать о положениях в своих странах. Литвинова Владимир Ильич попросил сделать подробное сообщение о настроениях английского рабочего класса, его лидерах, о положении в Международном социалистическом бюро, с которым Литвинову уже приходилось иметь дело»[147].
После этого Ленин с Литвиновым долго говорили о чем-то с глазу на глаз. Вероятно, первый сделал второму предложение быть представителем большевиков в упомянутом бюро – оно было исполнительным органом II Интернационала и собиралось несколько раз в год в разных городах. Каждую социалистическую партию представляли по два делегата, причем РСДРП с общего согласия делегировала в бюро одного большевика и одного меньшевика. Литвинов должен был сменить там самого Ленина, который предвидел, что в случае войны Интернационал неминуемо распадется, но все равно хотел сохранить в его руководстве своего человека. Им также двигала необходимость борьбы против меньшевиков – после Пражской конференции 1912 года единство партии окончательно стало фикцией и обе ее части пытались заручиться поддержкой зарубежных коллег. К тому же многие меньшевики стали сторонниками «ликвидаторства» – движения за переход русских социал-демократов на исключительно легальные методы борьбы, к которому на Западе относились вполне сочувственно.
Встреча с вождем еще больше подняла авторитет Литвинова среди эмигрантов. По возвращении к нему явились супруги Клышко, и Шейнис пишет: «Филис была шокирована видом конуры, в которой жил Литвинов, и тут же предложила ему переехать к ним на Хай-стрит»[148]. На самом деле, по свидетельству Майского, литвиновская квартира была вполне удобной, хоть и скромной, и забота супругов диктовалась, вероятно, желанием угодить влиятельному «патрону». Вскоре среди эмигрантов поползли слухи о романе Фи-лис с ее квартирантом, на которые намекает и Шейнис, говоря (несомненно, с чьих-то слов) о ее «навязчивом внимании». Слухи ходили и позже – о том, что этот роман продолжился в Москве и сын Клышко Давид, родившийся в 1929 году и ставший позже известным советским физиком, был на самом деле сыном Литвинова. Так это или нет, сказать невозможно, но в 1920-х годах Николай Клышко, прежде друживший с нашим героем, стал относиться к нему враждебно, а вот Давид еще долго поддерживал дружбу с литвиновской семьей.
Переехав на Хай-стрит, Литвинов сразу же сообщил Ленину свой новый адрес, и 28 ноября туда пришел документ о назначении его официальным представителем ЦК РСДРП в Международном социалистическом бюро. Ильич даже заботливо спрашивал, на какую фамилию выслать мандат – Гаррисона или Литвинова. Выбрана была последняя, окончательно ставшая с тех пор официальной. В октябре Ленин провел в Поронине совещание с партийными работниками, на котором призвал к усилению революционного движения. В том же ленинском послании Литвинову было поручено организовать перевод решений совещания на иностранные языки и распространить эти документы на заседании МСБ. Оно открылось 1 (13) декабря в Лондоне с участием всех «китов» социалистического движения – Карла Каутского, Жана Жореса, Камиля Гюйсманса, Эмиля Вандервельде, Розы Люксембург и других. Россию, кроме Литвинова, представляли меньшевик Николай Чхеидзе и эсер Илья Рубанович.