Лѣтъ около 30 тому назадъ я довольно долго проживалъ въ Львовѣ, работая въ тамошнихъ архивахъ и библіотекахъ. Приноситъ мнѣ однажды самоваръ дворникъ, переминается съ ноги на ногу, очевидно желая меня о чемъ то спросить и наконецъ спрашиваетъ по польски — «Вы русскій?» Да. «Я тоже русскій (въ русской Галиціи населсніе не знаетъ названія Украина, украинецъ, а называетъ себя русскими, вѣру свою, русской»[1]. Отчего же ты говоришь со мной но польски, если ты русскій? ужо забылъ русскій языкъ». Помолчавъ немного Русскій, забывшій свой родной языкъ, вдругъ огорашиваетъ меня неожиданной фразой: «Вотъ хорошо бы было, еслибы была война». Зачѣмъ тебѣ война?
«Да многихъ бы поубивали, меньше было бы народа, стало бы легче жить. А еще лучше было бы, еслибы насъ взяла Россія». Отчего? «Да, говорятъ, въ Россіи много хлѣба».
Вотъ къ чему сводится вопросъ о самоопредѣленіи народностей въ темной массѣ — къ вопросу о хлѣбѣ.
Но наши мѣстные патріоты въ сущности говорятъ то же — ихъ задача конечно шире— они мечтаютъ при автономіи удовлетворить но только матеріальныя, но и духовныя потребности народа, но, обращаясь къ народу, они стараются его убѣдить, что только при автономіи народъ получитъ достаточное количество земли.[2]
Скажутъ: автономія но ость отдѣленіе, это только самоопредѣленіе отдѣльной области въ ея внутреннихъ дѣлахъ. Самоуправленіе вызываетъ къ жизни мѣстныя силы, работающія за совѣсть, за идею, на благо народа, въ то время, какъ чиновники, изъ коихъ многіе могутъ быть людьми пришлыми, не связанными кровной связью съ населеніемъ, не знакомые съ его бытомъ, относятся къ своимъ обязанностямъ формально, безъ увлеченія, ихъ интересуетъ но чужое благо, а собственные оклады.
Совершенно съ этимъ согласенъ. Но вѣдь федерація и автономія понятія разныя. Наши сторонники федераціи понимаютъ ее какъ соединеніе отдѣльныхъ областей, имѣющихъ каждая право законодательное — федерацію отдѣльныхъ государствъ, скажемъ прямо.
Представимъ себѣ Русь, русское государство, огромной республикой, объединяющей республики большаго и меньшаго размѣра — Малорусскую, Бѣлорусскую, Литовскую, Грузинскую, Армянскую, Татарскую, Латышскую, Туркменскую. Киргизскую, пожалуй еще Мордовскую, Чувашскую, Самоѣдскую и т. д. (не знаю, какъ будетъ съ нѣмцами и евреями — первые имѣютъ земли въ разныхъ мѣстахъ, вторые безземельны и вкраплены въ мѣстахъ стараго правожительства крупными общинами — занимая кое-гдѣ — Бердичевъ, Шиловъ и т. д. — почти сплошь отдѣльные города, составляя въ другихъ напр., въ Одессѣ, третью часть, чуть ли не половину всего городского населенія).
Каковы будутъ государственныя отношенія такихъ мелкихъ республикъ ко всему государству? Будетъ ли у пасъ единство дѣйствій при такихъ многочисленныхъ федеративныхъ частяхъ? А вѣдь государство можетъ быть сильнымъ только при такомъ единствѣ, а единство такое возможно лишь при національномъ сознаніи.
Лозунгъ правового государства — обезпеченіе каждому защиты его интересовъ, посколько эти интересы но идутъ въ разрѣзъ съ интересами всѣхъ, общая круговая порука — части слабыя, малосильныя, бѣдныя, получаютъ имъ недостающее отъ частей сильныхъ, богатыхъ, поступающихся своимъ излишкомъ въ пользу малоимущихъ, неспособныхъ малопроизводительнымъ по мѣстнымъ условіямъ трудомъ обезпечить свое благосостояніе.
Лозунгъ мѣстныхъ патріотовъ-націоналистовъ (лучше сказать племенниковъ, такъ какъ понятіе націи гораздо шире понятія племени): каждый, народъ, племя, имѣетъ право на самостоятельное развитіе своихъ отличительныхъ чертъ. А отличительными чертами считаются — религія, бытъ, языкъ. Но развѣ правовое государство но обезпечиваетъ отдѣльнымъ народамъ развитіе ихъ особенностей?
Въ отношеніи Малороссіи къ общерусскому государству вопросъ о религіи конечно отпадаетъ — всѣ вѣтви русскаго народа исповѣдуютъ одну религію.
Всѣ народы, входящіе въ составъ Русскаго государства, имѣютъ особенности въ своемъ бытовомъ укладѣ, нѣкоторые и мѣстные законы (даже Малороссія имѣетъ таковые, что касается права семейнаго), и государство ихъ признаетъ, посколько они не противорѣчатъ общегосударственнымъ интересамъ.
Нѣсколько сложнѣе вопросъ о языкѣ. Въ немъ то до сихъ поръ и былъ «der Hund begraben».
Малороссы уже полвѣка жалуются на притѣсненія правительства въ отношеніи малорусскаго языка. Жупелъ сепаратизма заставлялъ старый режимъ относиться подозрительно къ мѣстному языку — книга на языкѣ малорусскомъ или не разрѣшалась къ печатанію, или подвергалась особой, квалифицированной, цензурѣ. Спектакли и концерты на языкѣ малорусскомъ подвергались запрету, или разрѣшались съ особыми ограниченіями. Особому преслѣдованію подвергалось преподаваніе на малорусскомъ языкѣ— это считалось уже прямо политическимъ преступленіемъ. И этотъ вопросъ теперь отпадаетъ самъ собою. Никто теперь не станетъ запрещать говорить, писать и преподавать на мѣстныхъ языкахъ.
1
Названіе Украина означало пограничье, границу, позже пограничную область (Кіевская, Подольская Украина); болѣе широкое значеніе оно стало принимать лишь въ концѣ XVI в. Старовольскій еще въ половинѣ XVII в. говоритъ объ Украинѣ Подольской. См. мою полемику съ С. II. Шелухинымъ и статью Равпты — Гавронскаго Nazwa Ukrainy jej poczatek i cliarakter. Львовъ, 1911,№ 1. Журналъ «Rus.»
2
Кстати: наши митинговые ораторы, издавна старающіеся поднять населеніе лозунгомъ — земля и воля — не знаютъ, пли не хотятъ знать распредѣленія земельной собственности у насъ и намѣренно оставляютъ темную массу въ предположеніи, что земли у пасъ неимовѣрное количество, до большая часть ея въ рукахъ пановъ и правительства — отнимите у нихъ землю, раздайте ее крестьянамъ и послѣдніе будутъ богатыми землевладѣльцами. А вотъ цыфры: по перешей 1897 г. въ Кіевской губ. на квадратную версту (т. е. на площадь около 100