Впервые — НП. С. 400–401. СС-7. С. 236. Печ. по СС-7.
32-28. А.В. Бахраху
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
6-го мая 1928 г.
Милый Александр Васильевич,
Обращаюсь к Вам с большой просьбой: помогите мне распространить билеты на мой вечер, имеющий быть 17-го [135]. Посылаю 10, распространите что́ сможете. Цена билета не менее 25 фр<анков>, больше — лучше, (NB! Думаю, что у меня будет полный зал и пустая касса!)
Посылаю книгу [136].
Всего лучшего, простите за просьбу.
МЦветаева.
Впервые — Мосты. Мюнхен. 1961. № 6. С. 341 (с купюрой) (публ. А.В. Бахраха); ЛО. М., 1991. С. 111 (полностью) (публ. Дж. Мальмстада); СС-6. С. 6 М. Печ. по СС-6.
53
Марина Цветаева
33-28. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
10-го мая 1928 г.
Дорогая Саломея,
Почему мы с Вами так долго не видимся? Теряюсь в догадках.
Может быть Вы обиделись на мое внезапное исчезновение из поля Вашего зрения на Евразийцах? [137] Дело было не во мне, С<ергей> Я<ковлевич> внезапно меня увел, — ему нужно было исчезнуть незаметно и безвозвратно. Я не успела опомниться, как уже оказалась на улице.
Можно попросить Вас об очередном иждивении? Когда увидимся? Хочу прочесть Вам Красного бычка [138].
(замогильным, нет — заупокойным голосом:) — Что Путерман?? [139]
Целую Вас.
МЦ.
Впервые — СС- 7. С. 113–114. Печ. по СС-7.
34-28. Н.П. Гронскому
Милый Николай Павлович,
До последней минуты думала, что поеду, но никак невозможно, — у меня на виске была ранка, я заклеила пластырем — загрязнение — зараза поползла дальше. Сижу с компрессом. Если не боитесь видеть меня в таком виде, заходите завтра, когда хотите, сказать о театре с С<ергеем> М<ихайловичем> и рассказать о докладе [140].
Всего лучшего, передайте пожалуйста письмо С<ергею> М<ихайловичу>.
МЦ.
Медон, 10-го мая 1928 г.
— завидую Вам! а Вы — хвали́те за меня!
Принесите мне что-нибудь почитать.
Впервые — СС-7. С. 200. Печ. по СС-7.
35-28. Н.П. Гронскому
Медон, 17-го мая 1928 г.
Ко́люшка, может быть я плохо делаю, что говорю с Вами беспощадно — как с собой.
Например сегодняшнее — о простоте, доброте, чистоте. Кто был со мной — если не проще — то добрее и чище Вас? Мы мне начинаем напоминать такую быль. Кто-то — Италия, Возрождение — приревновал свою жену к какому-то юноше. Мечта «застать с поличным». И застает — сомолящимися [141].
Что мы с Вами — как не вместе молимся? (Каким богам?)
А о простоте — что ж! не дано ни мне ни Вам. То есть — слепости в простоте, как вообще ни одной слепости.
А «зеленью светел Праотец-Змей» [142] — МАГИЧЕСКАЯ строка, вся как драгоценный камень, не «как», а — сам драгоценный камень. Эта строка не аллегорический, а живой изумруд, оборот его в руках.
Никакого дела в Париже не сделала, вошла в тот дом и вышла, вернулась домой и вот, с тоской в сердце (может быть — по СЛЕПОСТИ в простоте!) — пишу Вам.
Спасибо за цветы В<олконскому>, переписку В<олконского>, за тот песочный овраг, за «среду» взамен «завтра».
За вся и за все.
М.
Впервые — Несколько ударов сердца. С. 14–15. Печ. по тексту первой публикации.
36-28. В.Н. Буниной
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
23-го мая 1928 г.
Дорогая Вера Николаевна,
Ваше письмо совершенно изумительно. Вы мне пишете о Наде Иловайской, любовью к которой — нет, просто КОТОРОЙ — я болела — дай-те вспомнить! — год, полтора. Это было мое наваждение. Началось это с ее смерти — я тогда была в Германии, в закрытом учебном заведении, мне было 10 лет. «Умерла Надя Иловайская» (письмо отца). Последнюю Надю я помнила в Нерви — розу на гробах! — (все вокруг умирали, она цвела) — Надю на Карнавале, Надю на bataille de fleurs [143]. Я ей нравилась, она всегда меня защищала от матери, которой я тогда — et pour cause! [144] — не нравилась. Но дружны мы не были — не из-за разницы возраста — это вздор! — а из-за моей робости перед ее красотой, с которой я тогда в стихах не могла справиться (пишу с 6-ти лет, в Нерви мне было 8 л<ет> [145] — проще: дружны мы не были, потому что я ее любила. И вот — неполных 2 года спустя — смерть. Тут я дала себе волю — полную — два года напролет пролюбила, про-видела во сне — и сны помню! — и как тогда не умерла (не сорвалась вслед) — не знаю.
135
О вечере Цветаевой 17 июня 1928 г. см. письма к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 27 мая 1928 г. и к А.А. Тесковой от 1 августа 1928 г. и коммент. к ним.
136
Речь идет о только что вышедшем сборнике Цветаевой «После России». В своих воспоминаниях Бахрах писал: «Книга эта у меня уцелела и стоит на книжной полке. Она мне тем более дорога, что Цветаева включила в нее, не указывая адресата, ряд стихотворений, которые когда-то, в дни “туманной юности”, когда еще мало думалось о жизненной прозе, она мне заочно посвятила (добавлю при этом, что с ней не раз бывало, что свои стихи она затем перепосвящала другим, но можно ли было за это на нее обижаться?). Экземпляр “После России”, вероятно, ее последний осязаемый привет, она прислала мне с лаконическим “на память”, без каких-либо дальнейших уточнений, и это единственная сохранившаяся у меня ее книга с автографом» (
137
Возможно, речь идет об одном из собраний Парижской группы евразийцев (очередные состоялись 26 марта и 2 апреля). С.Я. Эфрон был их постоянным участником.
138
Поэма Цветаевой «Красный бычок». См. коммент. 9 к письму к Б.Л. Пастернаку от 4 марта 1928 г.
139
Путерман Иосиф Ефимович (ок. 1885–1940) — издатель, редактор, переводчик. Выходец из России, в конце 1920-х — начале 1930-х служащий советского торгпредства в Париже и пайщик издательства «Плеяда». Составитель и издатель по-французски сборника из произведений А.С. Пушкина (1937). Издатель сборника Цветаевой (см.:
140
Цветаева из-за болезни не смогла пойти на лекцию С.М. Волконского «И.С. Тургенев», которая состоялась 10 мая 1928 г. в помещении Русского Тургеневского артистического общества (77, rue Pigalle, 9-е).
142
А «зеленью светел Праотец-Змей». — Возможно, это строка из неопубликованного стихотворения Н. Гронского (
143
Битва цветов (
145
В Нерви Цветаева была в 1902–1903 гг., т. е. в десятилетнем возрасте (см.