Да! — Вас ждет здесь большая радость, целый человек, живший в XVIII в<еке>, а кончивший жить в начале XIX (1735–1815) — мой любимец и — тогда — конечно любовник! Charles-François Prince de Ligne [318], на свиданье к которому я в самый голод и красоту московского лета 1918 г. ходила в Читальню Румянцевского Музея [319] — царственную, божественную, достойную нас обоих — и где, кроме нас, не было ни человека. Я тогда писала «Конец Казановы», где и о нем [320] (он был последний, любивший Казанову, его последний меценат, заступник, слушатель, почитатель и друг). Лето 1918 г. — 10 лет назад, я — 23 л<ет> — тогда у меня появились первые седые волосы. Я сидела у памятника Гоголя, 4-летняя Аля играла у моих ног, я была без шляпы, солнце жгло, и вдруг, какая-то женщина: «Ба-арышня! Что ж это у тебя волосы седые? В семье у вас та́к, или от переживаний?» Я, кажется, ответила: «От любви». А у себя в тетради записала: «Это — ВРЕМЯ, вопреки всем голодам, холодам, топорам, дровам Москвы 18 года хочет сделать меня маркизой (ЗОМ!)».
Тетрадочка цела. В Медоне покажу.
Я тогда любила двоих: Казанову и Prince de Ligne, и к двоим ходила на свиданье. Когда я просила-произносила: «Casanova, Mémoires, v<olume> 10» и «Prince de Ligne, Mémoires, vol<ume> VI» [321] я опускала глаза. Однажды…
Продолжаю и кончаю на диком солнце, в рощице, куда ушла с Вашим письмом (карточка). Морда свирепая, такую иногда делает Мур. Говорю о треугольнике, головой вниз, бровей. У дьявола такие брови. Жара такая, что пот льется на руки, на платье и на тетрадь, боюсь — растает графит.
1) Ничем не задели [322]. Меня. Или — та́к задели, как задевает крылом — ласточка. Но — у меня нет надежного места, либо при мне, либо в тетради, а тетрадь на столе, все ходят. Скоро Вы мне смож<ете> писать совсем открыто, извещу. (NB! Никто не прочтет, но сознание, что могут прочесть! То же самое что сознание бомбы в дому. Боюсь, попросту, чужой боли, Вы меня поймете).
2) Что с теми стихами? (турнир). Пришлите [323].
3) Есть ли в Медоне полынь? Здесь — нет. Единств<енное> средство от блох. Хорошо бы вывести, тем более, что здесь ни одной. Отвычка. А С<ергей> Я<ковлевич> едет уже между 4-тым и 9-тым, не позже. Голубчик, если полынь — мечта, купите того средства и шпарьте. Они его действительно съедят.
Ваш приезд. Неужели только 15-го? Постарайтесь к 1-му! Провели бы вместе целый месяц — вечность! И лучший из всех. После 10-го сент<ября> наверное (непреложный срок отъезда Андреевых), а м<ожет> б<ыть> и до — сможете жить у нас, освободится целая большая комната. Сыты тоже будете. Так что все дело в дороге, т. е. 200 фр<анках> или даже меньше (aller et retour [324]). Если еще целы шестовские — вот Вам aller, a retour возьмите у отца и — заранее. Бросьте статью! Стихи лучше. От стихов растут, я через них все узнаю, ЗНАННОЕ уже с колыбели! Осознаю. Так — с каждым пишущим. Гёте до Фауста ничего не знал ни о Фаусте, ни о Мефистофеле, ни о Елене, — разве что о Гретхен! Да и то… После Фауста (ангельского хора в тюрьме) Гёте бы уж не мог бросить ее, а если бы и бросил, — если и бросал! (всю жизнь! всех! отрывался с мясом!) — то с сознанием, что ни она, ни ее ребенок не пропадут, что есть Бог для бросаемых — и суд для бросающих [325]. Стихи — ответственность. Скажется — сбудется [326]. Некоторых вещей я просто не писала.
Пиши стихи, брось статью [327], бери у отца 100 фр<анков>, — устроится. — Кто знает, м<ожет> б<ыть> нам самим придется уезжать 20-го (если дождь и холод, у меня не будет никакого основания упорствовать на Понтайяке.)
Еду 1-го. Нет, — буду 1-го. Вот что́ я хочу увидеть черным по́ белу в твоем следующем письме.
Дошли ли последние карточки? (Отосланы 31-го. С<ережа>, Мур, Аля — Мур, Аля, я — и еще несколько).
Приедешь — будем снимать.
— Аля все более и более отдаляется от меня. Целые дни с В<ерой> А<лександровной> С<увчин>ской, с к<отор>ой может досыта говорить о кинематографе и газетных новинках. Я ей не нужна: тяжела. Если бы Вы знали, как она меня когда-то любила! А сейчас ей первый встречный — дороже? нет! — ПРИЯТНЕЙ. Она дорогое меняет на приятное, — если бы дорогое на дорогое — никакого бы промена не было! А здесь одну область на другую, весь мой мир — на весь сей.
318
Charles-François Prince de Ligne — правильно: князь де Линь Шарль Жозеф (1735–1814), австрийский фельдмаршал и дипломат, знаменитый мемуарист и военный писатель эпохи Просвещения. См. многочисленные записи о нем и выписки из его сочинений в записной книжке:
319
…ходила в Читальню… — О своем посещении читальни в июле 1919 г. Цветаева оставила запись: «Читальный зал торжественен: роскошь и строгость, совершенно понятно, что простонародье туда не ходит. На редко поставленных стройных шкафах старинные золотые вазы. Всё очень бело. Окна полукруглые, длинные. <…> Сажусь с 8-м томом Казановы к окну, за совершенно пустой стол…» (
320
«Конец Казановы», где и о нем… — Пьеса Цветаевой «Конец Казановы» под названием «Феникс» (1919) опубликована в «Воле России» (
321
«Казанова, Воспоминания, т. 10» и «Князь де Линь, Воспоминания, т. VI» (
322
Ничем не задели. — В письме от 1 августа 1928 г. Н.П. Гронский писал: «Почему одно мое письмо Вам не понравилось? Худо было оно? Задело? Ради Бога скорей отвечайте. Это у меня ревность к самому себе (другой ревности не знал, не знаю и знать не хочу).
Немного поплакал Вам в письмах?..» (
323
Что с теми стихами? (турнир). Пришлите. — Речь идет о дружеском состязании молодых поэтов. В письме от 9 августа 1928 г. Гронский отвечает: «Хочу рассказать про чтение стихов. Все трое стихи написали. Кому читать? — Противники хотели, чтобы читал первый я (самый молодой!) — Я соглашался только на жребий. Жребий был признан. Он выпал на первого меня… окончание турнира (его кстати могло не быть) узнаете потом» (
325
Фауст, Мефистофель, Гретхен (Маргарита), Елена (Елена Прекрасная) — герои трагедии Гёте «Фауст» (1823–1831).
326
Скажется — сбудется. — Стихи сбываются — так считала Цветаева. Во время своей встречи в 1941 г. в Москве, в доме Ардовых, она с упреком сказала А. Ахматовой:
«Как вы могли написать: “Отыми и ребенка и друга, и таинственный песенный дар?” Разве вы не знаете, что в стихах все сбывается?»
Ахматова ответила:
«А как вы могли написать поэму “Мо́лодец”?»
Цветаева: «Но ведь это я не о себе!»
«Я хотела было сказать: “Разве вы не знаете, что в стихах все о себе?”, но не сказала», — вспоминает Ахматова (
327
…брось статью… — Н. Гронский готовился поступать на филологический факультет Парижского университета и писал статью о Ежи Самуэле Бандтке (1778–1835), польском историке, библиографе и филологе немецкого происхождения. Бандтке считается основоположником польской библиографии. Ряд его трудов по истории переведен на немецкий и русский языки.