— Не берите в толк, синьор! Надо же как-то отвести душу!
И старый крестьянин принялся утирать глаза тыльной стороной руки, огрубевшей от тяжелой работы.
Заметив краем глаза, что кто-то в черном вошел и молча остановился на пороге, маркиз поднял голову.
— Что тебе надо? Зачем ты пришла сюда? — вскричал он прерывающимся от волнения голосом.
Адвокат и кум Санти обернулись и, узнав вдову Рокко Кришоне, отошли в сторону.
В траурной одежде, с головой закутанная в широкую накидку из черного сукна, которую она обеими руками стянула у подбородка, так что едва видны были глаза, нос и рот, женщина не двинулась с места, не шелохнулась и ответила почти шепотом:
— Я пришла узнать, нет ли новостей, может…
Весь ее вид, ее голос еще больше разозлили маркиза.
— А я что, следователь? — с раздражением закричал он. — Я знаю не больше тебя, не больше других!
Заметив вдруг, что обращается к ней на «ты», он закусил губу и попытался сдержать себя:
— Дело будут рассматривать в суде присяжных, в Кальтаджироне… Вас вызовут. С вашей стороны будет три адвоката. А этот, — добавил маркиз, указывая на дона Аквиланте, — этот стоит десятерых! Расходы я беру на себя. Вам незачем приходить сюда напоминать и поторапливать… Что я еще могу сделать, кроме того, что уже сделал и делаю? Он был вашим мужем. Но он был и моим служащим, моей правой рукой, как только что сказал кум Санти. И я оплакивал его и оплакиваю больше, чем вы… Что за нужда являться сюда?.. Я вам уже сто раз твердил: незачем приходить ко мне!
Говоря это, маркиз злился, повышал голос и возбужденно жестикулировал.
Даже человек, ничего не знающий о том, что было между этой женщиной и маркизом, сразу бы догадался, что раздражение его слишком велико для такого незначительного повода, что за словами его и тоном, каким они были сказаны, кроется нечто большее, чем то, что они означают.
В Раббато всем было известно, что Агриппина Сольмо[6] три года назад была «девкой» маркиза, как без всяких церемоний выражаются в этих краях. Все знали, что эта крестьянка принадлежала ему с шестнадцати лет, что он содержал ее получше, чем благородную, и одно время даже родственники полагали, что он все-таки совершит безумство, сделав ее маркизой Роккавердина.
Что же касается дальнейших событий, то никто ничего не мог сказать определенно. Каждый по-своему толковал неожиданное решение маркиза выдать ее замуж. Все так и осталось между ним и Рокко Кришоне, которого прозвали «маркизов Рокко», потому что он был factotum[7] дома Роккавердина. Лишь однажды в разговоре с приятелем Рокко проговорился:
— Прикажи мне маркиз: «Бросься с колокольни святого Исидоро» — я брошусь и глазом не моргну!
Видя, что женщина, устремив на маркиза умоляющий взгляд, по-прежнему недвижно, словно изваяние, стоит на пороге, кутаясь в свою черную накидку, дон Аквиланте, который по-своему уже объяснил себе эту сцену, счел нужным вмешаться. Он подошел к ней и тихо заговорил:
— Маркиз прав. Теперь все в руках правосудия. Что же касается его самого, можете не сомневаться, он отдаст все до последней капли крови, если понадобится. Идите домой. А захотите узнать новости, приходите ко мне, так будет лучше… Идите!
Агриппина Сольмо опустила глаза, чуть помедлила в нерешительности, затем, не проронив ни слова, медленно повернулась и исчезла бесшумно, словно туфли ее были на войлочной подошве.
Скривившись, будто он проглотил что-то горькое, маркиз отошел к окну, только бы не смотреть на вдову.
«В трауре, бледная, взгляд напряженный, губы бесцветные, она, наверное, показалась ему призраком, предвещающим беду, — подумал дон Аквиланте. — А может быть, он опасается, как бы все не началось снова, боится тех последствий, которых хотел избежать, когда отдавал ее за Рокко Кришоне!»
— Надо пожалеть ее, бедняжку! — сказал он, подходя к маркизу. И добавил: — Ушла!
— Ох эта глупая Грация! Зачем она впускает ее? — проворчал маркиз. И, успокоившись, добавил: — Да, я совсем забыл, вы же тут из-за этого дела в Марджителло. Короче, на чем порешим? Договоримся по-хорошему сами, без экспертов и посторонних?.. Пятьдесят унций![8]
— Что ж это вы такое говорите, ваша милость! — ответил старый крестьянин, по-прежнему стоя у двери.
— Шестьдесят?
— Да это же лучший участок во всей округе, ваше сиятельство. Сердце Марджителло.
— Больше камней, чем земли. А я должен ценить его на вес золота?
— Ровно во столько, сколько он стоит, ваше сиятельство.
6
Прототипом Агриппины Сольмо послужила Беппа Сансоне, служанка в доме Л. Капуаны, которую он любил многие годы.
8
Унция — так назывался в Сицилии испанский золотой дублон; была монетной единицей до 1865 года.