Самое резкое падение приходится, конечно, на годы завоеваний. Южная Русь практически полностью была разорена, и на долгое время некогда цветущие районы окажутся "диким полем". В руинах, не восстанавливаясь, лежали и многие города северной части Руси. А грабительская дань не позволяла не только возродиться, но и воспроизводиться. "У кого денег нет — у того дитя возьмет, у кого дитя нет — у того жену возьмет, у кого жены нет — сам головой пойдет". К сожалению, здесь нет никакого преувеличения: два с лишним столетия татаро-монголы грабили Русь и истребляли ее население.
И можно только удивляться, как весь этот оккультный евразийский вздор заглатывается теми, кто считает себя российскими патриотами. Поистине надо довести людей до сомнамбулического состояния, чтобы упиваться бедами и страданиями своего народа (или все-таки не своего?)…
Евразийский капкан[32]
Противостояние Леса и Степи длится по крайней мере пять тысячелетий. И вызывалось оно не этническими, а хозяйственными различиями. Одна из самых ярких раннеземледельческих культур — трипольская была разрушена во II тысячелетии до н. э. кочевниками, говорившими если не на том же, то на близком трипольцам языке. Несколько позднее Лес и Степь разделили тянущиеся на сотни километров "Змиевы" валы, которые то оставались в тылу у земледельцев, осваивавших Причерноморские степи, то отражали новые волны накатывавшихся с востока кочевников.
Именно хозяйственный уклад предопределял и различия в менталитете. Земледельцы привязаны к земле и объединяются по территориальному принципу. Кочевники объединяются патриархальной иерархией с жесткой системой соподчинения Жизнь на колесах больше располагала и к агрессивности, и к паразитарности. И не имело значения, было ли кочевничество изначальным или вторичным, когда по тем или иным причинам кочевниками становились бывшие оседлые племена.
В нашем столетии спор Леса и Степи перешел в идеологическую сферу. Остро поставил этот вопрос лучший наш исторический романист Валентин Иванов, выдвинув критерий: "прав защищающий свое поле". С ним многие не согласились. И шло это неприятие в русле общего настроя "шестидесятников": сказать наоборот, даже если придется высечь самих себя.
К нынешним рассуждениям о "коренных" и "некоренных" эта формула не имеет отношения. Но она лишь из области этики. А можно добавить, что и труд земледельца эффективней кочевнического. Исходя из этой простой арифметики, русские власти в конце XIX века поддерживали местных "оседлых" против "кочевников" в Кокандском ханстве, что привело к Андижанскому восстанию 1898 года. Из той же арифметики исходили и советские чиновники в конце 1920-х годов, когда не освоившим земледельческий труд калмыкам выделяли в 4–5 раз больше земли, чем русским и украинцам. Ныне экономические притязания прикрываются идеологическими, а последние подаются как новое прочтение истории.
В 60-е годы со "степной симфонией" выступил Л.Н. Гумилев. Прославление тюрок, хазар, половцев и монголов у него прикрывалось понятием "пассионарности" как некоего из космоса спустившегося блага, оправдывавшего завоевательные походы и порабощение "непассионарных" земледельцев. Но уже бывший научный руководитель М.И. Артамонов отрекся тогда от своего ученика, обвинив его в расизме. И хотя защитников у Гумилева было немало, "открытия" его науку не поколебали, а в идеологии оставались на обочине. Примерно так же была воспринята и вышедшая в 1975 году книга Олжаса Сулейменова "Аз и Я" (к ней вернемся ниже). И лишь с конца 80-х годов в рамках "перестройки" начинается "евразийский" бум, выразившийся в перепечатке фантазий Гумилева в миллионных тиражах на многих языках, причем русофобская направленность этих рений", не скрываемая и самим автором, стала подаваться чуть ли не как патриотическая альтернатива разрушительным деяниям "перестройщиков".
На этой новой волне ярко загорелось и еще одно имя: Мурад Аджиев. За несколько последних лет на затюканного читателя обрушили буквально шквал "половецких" притязаний "этноисторика". Журналы "Вокруг света", "Знание — сила", "Новое время" и другие, отдельные брошюры, многочисленные газетные статьи заполнили, как теперь говорят, "информационное пространство". Более других в этом усердствовала "Независимая газета", где часто раздуваются довольно странные дискуссии на исторические темы. Поскольку никаких научных заслуг за автором никогда не значилось, почти истерическая пропагандистская акция носит неприкрыто идеологический характер: за историческими фальсификациями стоит задача окончательного добивания России и уничтожения самого русского народа.