В конце ангара мягко постукивала печатная машина. Рядом с ней, стоя за длинными столами, гномы и люди сшивали страницы и приклеивали обложки.
Нянюшка вытащила из стопки книгу. Это была «Радость Домовводства».
— Чем могу помочь, дамочки? — — раздался голос.
Тон, которым были произнесены эти слова, недвусмысленно предполагал, что помощь будет только одного вида — в выходе на улицу, да побыстрее.
— Мы по поводу этой вот книжки, — ответила матушка.
— Я госпожа Ягг, — представилась нянюшка Ягг.
Человек смерил ее взглядом с головы до ног.
— В самом деле? И ты можешь это подтвердить?
— Конечно. Кого-кого, а себя я узнаю где угодно и когда угодно.
— Ха! Послушай, госпожа, так уж случайно вышло, что я знаю, как выглядит Гита Ягг! И на тебя она совсем не похожа.
Нянюшка Ягг открыла было рот, чтобы достойно возразить, но смогла произнести лишь (голосом человека, который спокойненько себе вышел на дорогу и лишь в последнюю секунду заметил несущийся на всех парах экипаж):
— О!
— А откуда ты знаешь, как выглядит госпожа Ягг? — сурово осведомилась матушка.
— Гм, по-моему, мы не вовремя, видишь, люди заняты, давай-ка пойдем, а?.. — забормотала нянюшка.
— А оттуда, что она прислала мне свой портрет, — с этими словами Козлингер вытащил из кармана бумажник.
— Послушай., ну что мы людей по пустякам отвлекаем? — нянюшка уже изо всех сил тянула матушку за руку.
— Почему по пустякам? Мне, например, очень интересно, как выглядит настоящая Гита Ягг, — возразила матушка.
Выхватив сложенный листок из рук Козлингера, она внимательно изучила нянюшкин портрет.
— Ха! Ну да… Гита Ягг собственной персоной, — наконец ухмыльнулась матушка. — Ну как же, вылитая: Помню-помню, этот молодой художник целое лето проболтался у вас в Ланкре.
— Раньше я носила длинные волосы, — пробормотала нянюшка.
— Да-да, — кивнула матушка. — Честно говоря, не знала, что портретов было несколько.
— О, сама знаешь, как это бывает в молодости, — в голосе нянюшки прозвучала мечтательность. — Тебя рисуют, рисуют, рисуют, и так все лето напролет… — Она вдруг очнулась от сладких мечтаний. — Кстати, с тех пор я ничуточки не прибавила в весе. Все такая же стройная, — добавила она.
— Ага, только центр тяжести немножко сместился, — ядовито уточнила матушка, возвращая набросок Козлингеру, — Это действительно Гита Ягг, — подтвердила она. — Но только шестьдесят лет и несколько слоев одежды тому назад.
— То есть ты пытаешься меня убедить, что к Банановому Изумлению прилагается вот это?
— А ты сам-то пробовал Банановое Изумление?
— Господин Стригс, начальник печатного цеха, пробовал.
— Ну и как, изумился?
— Вполне. Зато как потом изумилась госпожа Стригс…
— Такое случается, — встряла нянюшка. — Хотя, наверное, я слегка переборщила с мускатным орехом.
Козлингер уставился на нее. Похоже, его уверенность несколько отступила под натиском неопровержимых доказательств. Одного вида улыбочки нянюшки Ягг было достаточно, чтобы поверить: эта женщина вполне может написать что-нибудь вроде «Радости Домовводства».
— Так эту книгу в самом деле написала ты? — спросил он.
— По памяти, — горделиво уточнила нянюшка.
— И сейчас она хотела бы получить причитающиеся ей по закону деньги, — вставила матушка.
Господина Козлингера передернуло, как будто он только что съел лимон и запил его уксусом.
— Но мы ведь вернули ей ее деньги, — осторожно произнес он.
— Вот видишь? — произнесла нянюшка упавшим голосом. — Я же говорила тебе, Эсме…
— Этого недостаточно, — наступала матушка.
— Вполне достаточно…
— Очень даже достаточно! — подхватил Козлингер.
— А я говорю, нет, — гнула свое матушка. — Она хочет долю с каждого проданного экземпляра.
— То есть вы хотите, чтобы я выплачивал вам роялти?
— Зачем мне какие-то рояли, что я с ними буду делать? — испугалась нянюшка [5].
— Закрой рот, — отрезала матушка. — Если что, возьмем роялями. Но лучше деньгами, господин Козлингер.
— А если я не соглашусь, что тогда? Матушка ответила разъяренным взглядом.
— Тогда мы уйдем и обдумаем наши дальнейшие действия.
— И это не пустая угроза, — честно предупредила нянюшка. — Есть много людей, которые потом горько пожалели, что дали Эсме возможность обдумать дальнейшие действия.
— Ну так возвращайтесь, как что-нибудь придумаете! — отрезал Козлингер. С этими словами он ринулся прочь. — Что за времена: авторы хотят, чтобы им платили, да где это видано…
Вскоре он исчез, затерявшись среди книжных кип.
— Э-э… как ты считаешь, переговоры прошли успешно? — произнесла нянюшка.
Матушка бросила взгляд на ближайший стол, на котором громоздились длинные листы бумаги, и повернулась к стоящему рядом гному, который до этого момента с интересом следил за ходом спора.
— Что это такое? — спросила она.
— Гранки для «Ещегодника». — Догадавшись по выражению матушкиного лица, что она ничего не поняла, гном пояснил: — Вроде как пробная книжка. Удостовериться, что все грамматические ошибки на месте.
Матушка взяла один лист.
— Гита, идем отсюда, — сказала она и направилась прочь.
— Слушай, Эсме, зачем нам неприятности, а? — затараторила нянюшка Ягг, торопясь вслед за матушкой. — В конце концов, это всего лишь деньги…
— Теперь уже нет, — покачала головой матушка. — Теперь это сведение счетов.
Господин Бадья взял скрипку. Она была разломана на две части, удерживаемые вместе лишь струнами. Одна из струн жалобно тренькнула.
— Ну кому все это могло понадобиться? — вздохнул он. — Вот скажи мне, Зальцелла, только честно… чем вообще отличается опера от сумасшедшего дома?
5
Сложная история. Видимо, некогда некий издатель, будучи в затруднительном денежном положении, заплатил автору за книгу роялем, который стоил куда больше, чем сумма сделки. Автору это понравилось, он рассказал своим друзьям, и с тех пор все настоящие известные писатели требуют за книгу не авторский гонорар, а роялти, надеясь получить больше, чем им причитается.