Нам достаточно выводов психологии бессознательного (научность которой, правда, многими оспаривается, причем вопреки практике, терапевтическим свидетельствам, подтверждающим во многом правомерность этой отрасли знания), чтобы убедиться в том, что поборники так называемых научных методов уже не просто стремятся замкнуться в своей цитадели, но переходят на выжидательные позиции. Во всяком случае триумфальный сциентизм уже не в моде и постепенно покидает историческую арену. Познание реальности — процесс чрезвычайной сложности, который не исключает и такие формы, как постижение глубинного смысла, духовного измерения жизни, наконец, быть может, и богооткровения. Это вечные потребности человека. Это его право и проявление его рационализма. Человека можно репрессировать за стремление познать реальность. Но само это стремление в человеке неуничтожимо.
Кое-кто заметит, что Фрейду (разумеется, не Юнгу) претил религиозный опыт. Однако не следует упускать тот факт, что Фрейд желал прежде всего совлечь лишь покров исторических религий, мистифицировавший психические устремления человека, его страстей и, в частности, «Эдипова комплекса». Фрейд не счел нужным позаботиться об углублении своих воззрений на универсальность личностной религиозности. Полемизируя с цюрихским пастором Пфистером, он едва коснулся этой темы, в сущности удовлетворившись своего рода стоически-лукрецианским подходом к проблеме. Его взгляд на религию пессимистичен, натуралистичен. В отношении реальности Фрейд к тому же еще и стоит на позициях панпсихизма[343].
Фактом остается, однако, что гениальные труды Фрейда и прежде всего основание им такого самостоятельного научного направления, как психоанализ, и открытие им мира бессознательного, руководимого собственными законами, внесли неоценимый вклад в дело эмансипации современной культуры, ее освобождения от бремени примитивного материализма.
Однако противопоставление Фрейдом любви и сексуальности, приоткрывшее, быть может, лазейку для эпигонов так называемого «психологического материализма», было опровергнуто выдающимися психологами фрейдистской же школы, такими, как Э. Фромм и К. Хорни (представителями американской культурологической школы). Они изменили фрейдистскую постановку вопроса, утверждая, что эротическая любовь является средством, благодаря которому человек получает возможность слияния с другим человеком, возрождая себя, таким образом, в реальности гораздо более широкой, чем его собственная индивидуальная фрагментарность. Эти же авторы полагают, что «любовь к Богу» явля ется другим путем (отнюдь не воспрещающим или отвергающим любовно-сексуальной путь) достижения «слияния с Реальностью»[344]. По мысли этих авторов, эро тическая самоцель в человеческой жизни не существует. Признавая, что психоанализ в духе Фрейда использует дуализм, укоренившийся в инстинктивной жизни (извечный спор Эроса с Танатосом, борение инстинкта жизни с инстинктом смерти), указанные авторы как бы подхватывают тематику, развивавшуюся во многих метафизических учениях и религиозных воззрениях древ ности. Фрейд, например, признавал схожесть своего «учения» с учением Эмпедокла, жившего в V в. до н. э. и находившегося под влиянием пифагорейской доктрины[345].
Объективно психоанализ дал возможность совершить переоценку психической стороны человеческой жизни и, как следствие, ее духовного содержания[346], открывая путь для весьма смелых междисциплинарных сопоставлений. Например, Чезаре Музатти в «Трактате о психоанализе» в параграфе напоминает, что в биологии известны одноклеточные организмы, размножающиеся делением. Таким образом, они как бы увековечивают свое существование, становящееся в тенденции «бессмертным».
Однако, продолжает Музатти, через не сколько поколений в этих организмах наблюдаются явления старения и ослабления жизненной силы. На этом этапе два организма соединяются в один, что позволяет им восстановить утраченную силу и целостность таких функций, как подвижность, ассимиляция и т. и. Музатти сравнивает временное соединение этих простейших организмов в один с половым актом, совершаемым людьми; высказываясь предельно осторожно в рамках научного терминологического аппарата, Музатти оценивает это явление как направленное против смерти, бессознательное, глубинно природное стремление к бессмертию[347].
При подобном подходе к вопросу бросается в глаза наличие как бы определенной заданности отдельных моментов физического существования человека. Однако Музатти на этом не останавливается, а идет дальше. Он показывает, что не только на уровне «фантазий», присущих человеку, но и на уровне фиксируемой клеточной жизни имеет место удивительная борьба против движения природы в одном направлении — к смерти, существует проявление таинственной воли, устремленной к достижению «бессмертия». Несовместимость научного мироощущения с религиозным — предрассудок, весьма распространенный в современном мире. Его отвергали Пифагор, Ньютон, Эйнштейн, Эддингтон, Юнг, сотни других ученых. Этим мы отнюдь не желаем сказать, что научно-исследовательская работа так или иначе должна полагаться на аксиоматику в духе спиритуализма. Мы вовсе не наме рены преуменьшать ту важную роль, которую играют в расширении горизонта научного познания экспериментальный и индуктивный методы. Нам хотелось бы подчеркнуть другое — аналитичность научного подхода может быть подкреплена выявлением универсальных корреляций и аналогий, свойственных образному восприятию человека, который пытается посредством созерцания того, что условно можно назвать «божественным началом», охватить данное ему на интуитивном уровне: возможность осмысления космического порядка и внутренних ценностей общечеловеческого существования — любви, страдания, творчества и т. д.
344
См.: Fromm E. L'Arte di amare, p. 81; Ноrneу К. La personalita nevrotica del nostro tempo, p. 177.
346
Для понимания традиционного различия между душой и духом можно было бы воспользоваться следующими соображениями, содержащимися в книге Р. Штейнера «Теософия» (с. 17–19): «С точки зрения содержания внутреннего мира духовность человека отличается от его телесности. Достаточно рассмотреть более внимательно любое простейшее ощущение… К ощущению примыкает прежде всего чувство. Ощущение производит в человеке удовольствие или неудовольствие.
Это суть движения его внутренней жизни — душевной жизни. В своих чувствах человек создает как бы второй мир в дополнение к тому, который воздействует на него извне. Но действует и третий фактор — воля. Посредством воли человек воздействует на внешний мир. Таким образом, он накладывает отпечаток своего внутреннего существа на внешний мир. Воздействуя на внешний мир посредством воли, душа человека как бы истекает во внешнее пространство. Поступки человека отличаются от событий внешней природы благодаря тому, что несут в себе отпечаток внутренней жизни… Душевная часть человека предопределена не одним только телом. Человек отнюдь не действует без руля и без ветрил, переходя от одного чувственного впечатления к другому. Он не действует под влиянием импульса, возмущающего его со стороны внешнего мира или собственного тела. Человек поступает, рефлектируя свои впечатления и свои действия. Рефлектируя свои впечатления, человек приобретает познания насчет окружающего мира. Рефлектируя свои поступки, человек вносит в свою жизнь рациональность. Человек достойно исполняет свое предназначение как в процессе познания, так и в процессе жизнедеятельности лишь в том случае, если руководствуется справедливыми помыслами. Таким образом, душа поставлена и обстоятельства двойственной необходимости. Законы телесности предопределяют ее поведение в силу естественных потребностей. Законы, наставляющие ее на путь справедливых помыслов, также предопределяют ее поведение благодаря ее добровольному признанию необходимости законов… Тем самым человек становится соучастником в высшем по отношению к его телесности порядке вещей. Этот высший порядок — духовная жизнь…».