Масоны. Том 2 [Большая энциклопедия]

Новиков, очевидно, показал то, что необходимо было показать, что бесполезно и вредно было бы пытаться скрыть. Таинственные документы, фигурировавшие в деле, до нас не дошли. Но из этих показаний ясно, что сношения с великим князем не исчерпывались одной пересылкой книг и, очевидно, имели какую-то политическую подоплеку. Недаром сам Новиков признавал себя достойным жесточайшего наказания. Исследователи Новикова вынесли общее впечатление, что в его ответах «есть нечто, сокрытым быть желающее» (Пекарский, стр. 136).

Не входя в подробности, напомним, что цесаревич Павел действительно был окружен ревностнейшими масонами, которые потом, в его царствование, играли ведущую роль (Соколовская. Русское масонство, стр. 10). Новиков не только преподносил великому князю книги, но некоторые из них посвящал ему, например «Опыт исторического словаря о российских писателях»; он принимал активное участие в преподнесении наследнику конституционных планов (Летопись русской литературы и древности, т. V, стр. 92). Еще Шварц предлагал признать великого князя Великим Провинциальным мастером, на что тогда не решились, но все же должность Мастера русской провинции оставалась вакантной (Лонгинов, стр. 116). Масонские песни[61] очень часто обращены к Павлу. В них Павел представляется «зраком ангела», будущим отцом; в Павле масоны видели идеал царя.

В таком виде представляется дело Новикова. По крайней мере, в той его части, которая нам сейчас известна. Но, бесспорно, правительству Екатерины II были известны некоторые подробности, не дошедшие до нас, и, более того, оно было уверено в том, что Новиков открыл далеко не все из того, что мог бы. Свое окончательное суждение по этому делу Екатерина II высказала в указе на имя князя А.А. Прозоровского от 1 августа 1792 г.[62]. В нем она, частично на основании показания самого же Новикова, повторяет свои обвинения в адрес масонства, которые она высказывала еще в своих литературных произведениях. На первом плане стоят: обвинение масонства в применении таинственных обрядов и клятв, обвинение в том, что они подчинили себя герцогу Брауншвейгскому, что они пользовались при переписке шифром, что они пытались привлечь в свой Орден великого князя, а также то, что они печатали запрещенные правительством книги; но главный упрек заключался в том, что Новиков далеко не полностью открыл свои сокровенные замыслы (Лонгинов, стр. 0114). Это официальный указ, в котором Екатерина хотя и говорит многое, но не все договаривает. Следователи по новиковскому делу, особенно Прозоровский, в личной переписке идут гораздо дальше в своих предположениях относительно того, что было утаено Новиковым на следствии. Так, князь Прозоровский был уверен в том, что Новиков и его друзья — «совершенные иезуиты»; поэтому он был убежден, что масоны таили от следствия свои политические замыслы. Прозоровский уже тогда приписывал масонам умысел против жизни Екатерины, по крайней мере в том случае, если бы удалось залучить в свой Орден и наследника престола: «Если бы успели они персону привести, как и старались на сей конец, чтобы привести конец злому своему намерению, то б хуже сделали французского краля». Быть может, и сама Екатерина доходила до этих предположений.

Подведя итоги того, что вскрылось в деле Новикова в связи с его общественной деятельностью, мы можем подчеркнуть прежде всего то обстоятельство, что дошедшие до нас материалы не дают еще права высказать окончательное суждение. Ясно только, что екатерининское правительство отделяло Новикова и от масонства, и даже от членов новиковского кружка, и имело для этого основания.

В соответствии с духом и правом данного периода правительство поступило относительно мягко. Что же касается вопроса о виновности или невиновности Новикова, то он совершенно не нуждается в оправдании. Это был крупный общественный деятель, сознательно положивший свою жизнь на дело развития общества, может быть, и в целях хотя бы отчасти содействовать политической перестройке общественных отношений. И, как всегда, трудные и важные процессы общественного развития требуют жертв. Такой жертвой на благо общества и был Новиков.

61

См., например, в «Магазине Свободно-Каменщическом», стр. 132; Ешевский. Статьи по русской истории, изд. Сабашникова, стр. 198 (Ред.).

62

Приводим из указа обвинительные пункты: «Первое. Они делали тайные сборища, имели в оных храмы, престолы, жертвенники, ужасные свершались там клятвы с целованием креста и Евангелия, которыми обязывались и обманщики, и обманутые вечной верности и повиновением ордену Златорозового креста с тем, чтобы никому не открывать тайны ордена, и если бы правительство стало сего требовать, то, храня оную, претерпевать мучение и казни. Указания о сем, писанные рукой Новикова, служат к обличению их. Второе. Мимо законной, Богом учрежденной власти дерзнули они подчинить себя чертогу Брауншвейгскому, отдав себя в его покровительство и зависимость, потом к нему же относились с жалобами в принятом от правительства подозрении на сборища их и чинимых будто притеснениях. Третье. Имели они тайную переписку с принцем Гессен-Кассель-ским и прусским министром Зёльнером изобретенными ими шифрами и в такое еще время, когда Берлинский двор оказал нам в полной мере свое недоброхотство. Из посланных от них туда трех членов двое и поныне там пребывают, подвергая общество свое заграничному управлению и нарушая через то долг законной присяги и верность подданства. Четвертое. Они употребляли разные способы, хотя вообще, к уловлению в свою секту известной по бумагам особы; в сем уловлении, так как и в упомянутой переписке, Новиков сам признал себя преступником. Пятое. Издавали печатные у себя, непозволенные, развращенные и противные закону православному книги, и после двух сделанных запрещений осмелились еще продавать оные, для чего и завели тайную типографию. Новиков сам признал тут свое и сообщников своих преступление. Шестое. В уставе сборищ их, писанном рукой Новикова, значатся их храмы, епархии, епископы, миропомазание и прочие установления и обряды вне святой нашей церкви непозволительные. Новиков утверждает, что в сборищах их оные в самом деле не существовали, а упоминаются только одною аллегорией для приобретения ордену их вящего уважения и повиновения, но сим самым доказываются коварство и обман, употребленные им с сообщниками для удобнейшего слабых умов по-колебания и развращения. Впрочем, хотя Новиков и не открыл еще сокровенных своих замыслов, но вышеупомянутые обнаруженные и собственно им признанные преступления столь важны, что по силе законов тягчайшей и непощадной подвергают его казни. Мы, однакож, и в сем случае следуя сродному нам человеколюбию и оставляя ему время на принесение в своих злодействах покаяния, освободили его от оной и повелели запереть его на пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость.» (Ред.).