Масонский крест (собр. Врублевского)
Воспитанный набожной матерью-поэтессой, Фесслер прошел этапы экзальтированного, верующего католицизма, увлекшего его в монашество; сильного скептицизма, заставившего его в науке, философии и различных толках масонства искать истины; наконец, он остановился на протестантском религиозном идеализме. Он был подвижного характера, и в нем склонность к мистицизму уживалась со старанием отыскать путем науки оправдания вере.
В Саратове деятельность Фесслера, как председателя лютеранской консистории немецких колоний Волжского края, оставила хорошие воспоминания, и не только у лютеран.
О вступлении Сперанского в ложу Фесслера в Петербурге сохранилось несколько свидетельств. Так, камергер Ренненкампф[107]рассказывал, что по поручению Фесслера переводил на французский язык ритуалы для приема Сперанского. При посвящении Сперанского якобы присутствовали сам Фесслер, профессор Гау-еншильд, профессор Лоди, Дерябин, Ренненкампф, Розенкампф, еще один масон и служащий брат. В свою очередь профессор Гау-еншильд[108] в записке о деятельности М.М. Сперанского рассказывает, что Сперанский лелеял мысль преобразовать русское духовенство путем масонской ложи. Он собирался основать масонскую ложу и обязать наиболее способных из духовенства принимать участие в ее работах.
Новый ритуал для ложи Сперанского составлял Фесслер, а Гауеншильд перевел его на французский язык; наконец, в июне 1810 г. состоялось заседание ложи, где был зачитан новый ритуал. Кроме Сперанского, Фесслера и Гауеншильда присутствовали еще Магницкий, Пезаровиус и барон Розенкампф.
Любопытно, что вокруг имен Сперанского и Фесслера свидетельства разных современников группируют все тех же лиц. Магницкий в доносе императору Николаю I отмечает образование ложи Фесслером и участие в ней Сперанского, его самого и некоторых лиц, указанных выше. Имена Сперанского, Фессле-ра, Магницкого и др. указываются в списке членов иллюминат-ской ложи, сообщенном императору Александру и найденном в кабинете государя после его кончины.
Сам Сперанский в подписке, данной в 1822 г. после запрещения масонства, упоминает, что в 1810 г. был посвящен с ведома правительства в масонское братство под руководством известного доктора Фесслера.
В ложе Фесслера мы находим, кроме Сперанского, и других членов ложи Грабянки; они равно увлекались экзальтацией, идеальным христианством, крайним мистицизмом и свободомыслием, даже политическим вольнодумством.
Таким образом, к 1810 г. круг адептов вольнокаменщического братства сильно увеличился, деятельность его стала известной широким кругам общества и возбудила толки; проповедь масонства в различных формах такими людьми, как А.Ф. Лабзин, И.В. Лопухин, И.А. Поздеев, М.И. Невзоров, И.А. Фесслер, не могла оставаться незамеченной, и правительство сочло своевременным обратиться к руководителям масонского общества через министра полиции для затребования масонских актов, законоположений и обрядников.
Чрезвычайно знаменательно, что к этому же времени на пост министра полиции был назначен масон А.Д. Балашов, генерал-лейтенант, генерал-адъютант, член ложи «Соединенных Друзей», сильно увлекавшийся масонством и посвященный в высокие степени. При таком посреднике масоны могли рассчитывать на благоприятный исход предполагаемой ревизии. Назначение Балашова состоялось 28 марта 1810 г., а в августе он обратился к начальникам-масонам с письмом, в котором причина вмешательства правительства в масонские дела объяснялась так: «Начальникам существующих здесь масонских обществ известно, что правительство, зная их существование, не полагало никаких препятствий их собраниям. С своей стороны и общества сии заслуживают ту справедливость, что доселе не подавали они ни малейшего повода к какому-либо на них притязанию. Но неосторожностью некоторых членов, взаимными лож состязаниями и некоторою поспешностью к расширению их новыми и непрестанными принятиями бытие сих обществ слишком огласилось. Из тайных они стали почти явными и тем подали повод невежеству или злонамеренности к разным на них нареканиям. В сем положении вещей и чтобы положить преграду сим толкованиям, правительство признало нужным войти подробнее в правила сих обществ и удостовериться в тех основаниях, на коих они могут быть терпимы или покровительствуемы»…
108
Импер. Царскосельский лицей, наставники и питомцы 1811–1843 гг. Дм. Кобеко, СПб., 1911, стр. 34–35. Об этом же у Шницлера. Rostoptchine et Koutouzoff, Paris, 2-de ed., 1863, стр. 88–90.