Пользуясь случаем, Невзоров в этом же письме выступил с обличением монахов в лицемерии, которое приводит к неизбежному соблазну мирян: «Что делают ныне, — спрашивает он, — когда придут посетители в монастырь? Им показывают богатые и огромные здания, множество серебра и золота, парчей, жемчугов и драгоценных камней! А монахи все выглажены, выряжены, с кудрявыми длинными волосами, с искусством по плечам расположенными, сыты, статны, молоды, доходны, одним словом — прелесть на вкус многих. Монахини вместо клобуков распускают длинный флер до самых пят. Многие из них шнуруются. Монастыри щеголяют модами.»
Лоренцо! Здесь средь теней Смертных не сыщешь удовольствий тщетных («Плач» Юнга)
Верный заветам масонства Новикова и Лопухина, Невзоров стал подозрительно относиться к масонским течениям России после Наполеоновых войн: с одной стороны, ему чужды были политические тенденции некоторых масонских лож, с другой — он не мог сочувствовать и каббалистике, отвлекавшей от здоровой общественной работы в духе христианства. Он находил, что новые масонские ложи уже «не походят на те, в которых он учился, и они весьма далеки от того духа, который должен царствовать особенно в таковых собраниях. О сущности христианства тут мало было слышно, а по всему видимому члены таковых собраний занимаются одною пустою суетностью и какими-то загадочными познаниями каббалистическими, алхимическими и тому подобными, которых, как, наверное, можно сказать, они ни сами не разумели, и других только в грех неведения вводили». Враг «бесплодного увлечения» алхимией, каббалистикой, магнетизмом и златоделанием, Невзоров считал необходимым бороться с этим «мнимым» свободным каменщиче-ством, но после закрытия «Друга юношества» и «Сионского вестника» он уже не имел возможности выступать в печати и поневоле должен был ограничиваться формой писем и посланий, которые, видимо, распространялись в рукописях заинтересованными кругами.
Не сочувствуя, как истинный масон, каким бы то ни было проявлениям революционного духа в области политики, Невзоров, однако, понимал социальные и экономические причины революционных движений и находил им некоторое психологическое оправдание. В этом отношении любопытно его письмо к князю А.Н. Голицыну от 13 сент. 1890 г.: в нем высказано много крайностей, тон его истерический, чувствуется вражда к просвещению, не основанному на религиозном начале, но вместе с тем есть и вполне здравые мысли. Основная идея этого письма заключается в том, что «дела нестерпимые правящих производят мятежи». Среди этих «нестерпимых дел» Невзоров отмечает увеличение налогов, падающее своею тяжестью главным образом на неимущие классы, затем «великолепие и щегольство во всех родах установлений», театры, которые «для посетителей и семейств их служат поводом к разврату: для крестьян разорением, для лошадей, кучеров, лакеев и полицейских команд каторгою», и т. п. Вместе с тем он называет университеты, духовные академии, лицеи, благородные пансионы при университетах «алтарями ложного просвещения», от которых ближним «кроме великого вреда пользы почти нет никакой». Он приветствует учреждение Священного Союза, главная цель которого, по его словам, «править государством по-христиански», но с грустью замечает, что эта высокая цель «всюду пренебрегается» и «от кро-вопийственных притеснений и налогов», естественно, рождаются революции[160]. Так причудливо переплетались в Невзорове и радикальные мысли, и реакционные настроения.
27 сентября 1827 г. Невзоров умер в большой бедности. На памятнике его в Симоновом монастыре высечены, помимо прочего, следующие слова: «Здесь лежит тело любителя истины, Максима Невзорова»[161]. С.П. Жихарев в своих «Записках» тоже подчеркивает эту сторону характера Невзорова: «Что за умный и добрый человек этот Максим Иванович, — говорит Жихарев. — Каких гонений он ни натерпелся за свою резкую правду и верность в дружбе, как искренно прощает он врагам своим и как легко переносит свое положение! При всей своей бедности он не ищет ничьей помощи, хотя многие старинные сотоварищи его, как, напр., Иван Петрович Тургенев, Иван Владимирович Лопухин и Походяшин, принимают в нем живое участие и желали бы пособить ему.