В своем пересказе сказки братьев Гримм я хотела сохранить не только отцовское неведение, но и источник надежды для убитого брата – его сестру Марлен. Сказка «Хансель и Гретель», которая тоже повествует о преданных родителями детях, показывает нам трогательные отношения брата и сестры – они помогли друг другу выжить, когда вторая жена отца уговорила его бросить их. В большинстве версий «Ханселя и Гретель» дети счастливо возвращаются к отцу, а мачеха умирает, так же, как и в «Сказке про можжевельник»; отец, дочь и сын остаются жить втроем. Я не сторонница спускать отцам такое с рук, хотя принимаю, что дети при своей исключительной доброте готовы прощать. В своем пересказе я хотела подчеркнуть, что хотя дети принимают отца, эмоциональная холодность делает его присутствие для них не обязательным: преданность брата и сестры друг другу защищает их, и детское счастье от него не зависит. Хотя я переделала слова песни, структура сюжета и в моем пересказе и оригинальной версии сказки опирается на потустороннюю магическую силу музыки. Строчка «Птица – к луне улетай поживей» вдохновлена песней Боба Дилана «Шутник» – как и очень многое у Дилана, она сама похожа на сказку.
– А. Н.
Фрэнсин Проуз
Хансель и Гретель
Перевод с английского Анны Веденичевой
Германия. «Хансель и Гретель» братьев Гримм
Стену сарая, служившего Лючии де Медичи студией, покрывали 144 прикнопленные фотографии художницы с ее кошкой в самых интимных позах. Разомлевшая парочка на снимках нежно терлась носами, томно прижималась друг к другу; на некоторых фото Лючия и черная красавица Гекуба, похоже, самозабвенно целовались, в другой серии снимков розовый ротик Гекубы сползал по шее художницы вниз, к груди, потом кошка исчезала за нижней границей рамки, а красивая голова Лючии откидывалась в изнеможении…
Это было двадцать лет назад, но я помню до сих пор свою жуткую скуку от этих фото. Мне совсем не хотелось их рассматривать – особенно под взглядом самой Лючии. Мне тогда исполнился двадцать один год. Ровно десять дней я была замужем за человеком по имени Нелсон. Бросить колледж и выскочить за Нелсона показалось неплохой идеей – ну и (это Нелсон придумал) провести выходные в Вермонте на ферме приятельницы мужа тоже вроде была мысль хорошая. «Неплохие идеи» в ту пору часто двигали мной, а очень важные поступки могли совершаться из соображения «почему бы и нет».
Лючия де Медичи – итальянская графиня, прямой потомок флорентийской правящей династии, и к тому же известная концептуальная художница. Помимо этого она оказалась матерью некоей Марианны, большой любви Нелсона и его бывшей девушки, которую я до того дня отчего-то считала покойной.
Полосатые от солнечного света, пробивавшегося сквозь доски, мы с Лючией смотрели друг на друга. Две зебры с разных планет. Пятидесятилетняя Лючия была эдакой властной низенькой ведьмой, всем своим существом она излучала красоту и недовольство. Что она видела во мне – если вообще хотела что-то увидеть? Просто девчонку со всеми ее незаслуженными преимуществами молодости и без единой причины вести себя, как плюха желе.
– Когда работаешь в такой глуши, – сказала она, – иногда хочется спросить у коров, что они думают о моем искусстве.
– Это… это нечто, – ответила я.
– В каком смысле? – поинтересовалась Лючия. Приятно, что художница интересуется моим мнением, но разве она сама не сказала только что: коровье засчитывается? – Prego [4], – нахмурилась Лючия, – осторожно, не сядьте в аквариум.
Я обернулась, довольная, что можно оторваться от Лючии и ее кошки. Аквариум с акульей деловитостью грозно патрулировала огромная золотая рыбина, в сторонке робко крутились несколько гуппи и странно покачивались из стороны в сторону.
– Я боюсь этой рыбы, – доверительно прошептала Лючия. – Вытолкнула из воды свою сестру, я нашла ее на полу уже мертвой!