— Сэр, каково РВП для группы два? Я намерен кое-что сделать.
— РВП? Палач, ты что охренел? У меня нет санкции на вооруженное вмешательство. Мы должны сделать все быстро и чисто, обезопасить иностранных граждан, но не подвергая риску ни их самих, ни местных. У нас нет санкции на вооруженное вмешательство, тем более — если там машины, вооруженные пулеметами. Я не хочу получить второе Могадишо.
— Так добудьте санкцию, сэр. Если мы ничего не сделаем, им тут голову отрежут, нахрен. Сэр, я намереваюсь занять позицию и провести первичную оценку объекта с тем, чтобы определить возможность силового вмешательства.
— Палач, не делай этого. Я свяжусь с местным министерством внутренних дел, у них есть надежные возможности. Мне совсем не улыбается потом вытаскивать из этой задницы тебя!
— Со всем уважением, сэр, все что могут местные копы, так это стоять на дороге и взимать дань, вот все что они могут. Если они припрутся сюда — заложников просто обезглавят. Мне нужна здесь взвод морской пехоты и пара вертолетов, не более, сэр. И задача будет решена. Гарантирую, что в районе цели ни один ублюдок не выстрелит по вертолету.
Майор помолчал.
— Ганни, дай мне час.
— Со всем уважением, сэр, полчаса не больше. Заложников могут перевезти в любой момент, и тогда мы их больше не увидим…
— Отбой… Будь осторожен, ганни.
— Удачи вам в борьбе, сэр.
Ганни Бунт и майор морской пехоты Колин Броуди хорошо знали друг друга. Более того — когда по дороге в БИАП[1] колонна попала под обстрел — именно ганни вытащил молодого офицера морской пехоты из горящей машины, не прекращая отчаянно отстреливаться. Так что майор помнил. И ганни — помнил.
Я знаю свой путь и несу свою ношу…
— Что у нас есть? — спросил Бунт.
— Ваша винтовка, сэр — ответил Типп — моя винтовка, ручной пулемет и автомат Калашникова. Два фунта взрывчатки и двенадцать осколочных гранат, по четыре на каждого. Четыре Клеймора и две подрывные машинки. Личное и холодное оружие. Все…
Ганни тяжело вздохнул.
— Я прекрасно знаю, что это хреновое безумие, но нам нужно быть готовым решать ситуацию. Я иду наверх.
— Наверх, сэр?
— Вон там лестница. Пожарная. Отвлеките их внимание, пока я буду забираться наверх. Потом — возвращайтесь в машину, уезжайте и ждите сигнала. Насколько я знаю Броуди, он сделает все, что от него зависит.
Сержант и капрал молчали.
— Парни, мы морские пехотинцы Соединенных штатов Америки и я горжусь тем, что служу в одном подразделении с вами. Здесь много всякой хрени происходит, и до этого много всякой хрени произошло. И я не удивлюсь, если по возвращении на корабль командование поимеет нас в извращенной форме. Но черт возьми, парни, морские пехотинцы никогда и никого не оставляли в беде. Помните — от чертогов Монтесумы и до пляжей Триполи[2]? Нигде мы не оставляли никого в беде и стоит ли начинать сейчас?
Морские пехотинцы помолчали. Потом — сержант Типп сказал только одно слово.
— Да, сэр…
— Ты кому звонил только что, урод?
— Кому-кому… Какое тебе дело…
— Ну вот что… Я знаю кому ты звонил, козел. Если еще раз ты будешь звонить моей жене, я тебя убью. Клянусь Аллахом, убью.
— А если даже и так? Если ты не можешь, так что теперь, обосраться? Я и буду с твоей женой вместо тебя…
Двое — выскочили из машины и один с ходу зарядил другому по морде. Второй — что-то заорал и попытался ответить, но первый был начеку и отскочил. Как это обычно и бывает, в Африке любой скандал привлекает внимание — и вокруг дерущихся чужаков моментально начала собираться толпа. Почти никто не работал — и поглазеть на бесплатный цирк желали многие.
Один из неизвестных тем временем прижал второго к борту и с размаха закатил по морде. Толпа взвыла.
— Вот так! Только попробуй еще с моей женой!
Сжатый кулак как аргумент в споре — чужд и африканским и арабским культурам. На африканский континент искусство сжимать руку в кулак и наносить ей удары привнесли белые колонизаторы, арабы же драться врукопашную за редкими исключениями не умели и в рукопашной были беспомощны (если только их не обучали драться в армии). Но те, кто собрался поглазеть на драку — не слишком то задумывались о том, что они видят, они вообще ни о чем не задумывались в жизни, даже о самых насущных и необходимых вещах, они жили той минутой, которой живут и не заглядывали дальше. Сейчас — им было весело и это все, что их сейчас интересовало. Это все, что им было нужно…
И никто, совершенно никто — не посмотрел себе за спину и не увидел, как пожилой, ловкий как обезьяна человек — быстро лезет по пожарной лестнице на крышу с большим рюкзаком и длинным ружейным чехлом за спиной…