— Вот уж этого он не дождется! — запротестовал Юцевич. Его поддержал и Борисов.
— Да вы что? — напустился на них комбриг.— Он кто — начальник штаба или не начальник штаба? А раз так, значит, и снарядить его надо как полагается.
Юцевич упрямо стоял на своем:
— Дай ему наган, дай лошадь, а вдруг он что-нибудь возьмет да и выкинет?
— Ну, ладно, как знаете,— уступил комбриг.— Но только ничего он не выкинет. Ему мат, деваться некуда.
В кобуру Эктову засунули незаряженный наган, оседлали выбракованную лошадь.
Штабс-капитан, заметно волнуясь, уселся в седло. Комбриг наблюдал за ним сбоку.
— Павел Тимофеевич, последнее слово. Как вы понимаете, я сильно рискую. Давайте договоримся сразу: малейшая попытка — и вас нету.— Он достал из кармана и снова спрятал наган со взведенным курком.— Не отрывайтесь от меня даже на метр. Я должен все время чувствовать ваше стремя. Вот так,— и коленом ткнул его колено.
— Послушайте... вы! — вспылил штабс-капитан.— Да подумайте сами... куда мне деваться? Куда? К ним? — мотнул головой в сторону леса.— К покойникам? Я жить хочу. Понимаете — жить!
И отвернулся, сгорбил спину.
За ними со стороны наблюдал Владимир Девятый, с беспокойством ловил взгляд комбрига. Григорий Иванович улыбался. Дерзость арестованного он объяснял отчаянием и ничем больше. Человек сделал выбор и теперь бесится от бессилия что-либо изменить. Так сказать, издержки трудного решения.
— Павел Тимофеевич, скоро все кончится. Постарайтесь вести себя спокойнее. Ладно?
По сообщению Симонова, Матюхин со штабом и передовыми отрядами остановился на виду деревни. Однако на том месте, где «хорунжий» получил приказание «есаула», Котовского с командирами встретила бандитская застава, человек пятьдесят. Дальше в лес поехали как бы под усиленной охраной.
Матюхинцы, ожидая, не слезали с седел и держали оружие наготове. Большая поляна была запружена народом. Густые человеческие массы угадывались в окружающем осиннике, там то и дело съезжались и разъезжались конные группы.
— A-а... Пал Тимофеич! — осклабился Матюхин, увидев Эктова, но не сделал ни шагу навстречу, ждал, когда подъедут.
Котовский шевельнул коленом и убедился, что штабс- капитан точно выполняет полученную инструкцию — едет вплотную. По лицу Эктова угадывалась мучительная душевная борьба. Сейчас достаточно одного слова, одного жеста! Напоминая ему о себе, Григорий Иванович звякнул стременем о стремя. Эктов точно очнулся от своих мыслей и с облегчением вздохнул.
— Заждались, Пал Тимофеич, заждались,— приговаривал Матюхин, вглядываясь в штабс-капитана из-под спутанных волос. Атамана Фролова он до поры до времени будто не замечал.
— Дорога трудная, Иван Сергеич,— оправдывался Эктов.— Вон какого кругаля пришлось давать.
— Съездил как? С пользой, нет?
— Потом будет разговор, Иван Сергеич. Пока знакомься. Больших людей тебе привез.
С этой минуты Григорий Иванович больше не сомневался в Эктове,— свою роль штабс-капитан доведет до конца[3].
Представление главаря бандитов «атаману Фролову» прошло натянуто. Соблюдая офицерское достоинство, «войсковой старшина» заметил:
— Признаться, потерял всякую надежду увидеть вас.
— Быстро робят, слепых родят, ваше благородие. А мы люди темные, деревенские. Нам все руками пощупать охота.
В ответ на офицерскую острастку Матюхин решил прикинуться придурковатым мужичком.
Решительно заворачивая коня назад, в деревню, «войсковой старшина» пожаловался:
— У меня критическое положение. Половина сил занята под Медным. Смею ли я рассчитывать на вашу помощь?
— Это можно,— с наигранным простодушием согласился Матюхин, пристраиваясь слева от Котовского.— Коли надо, почему не помочь? Мы, ваше благородие, никому не отказываем.
За Котовским и Матюхиным тронулись штабные.
Сзади раздалась команда:
— Справа по три...
Лошади шли шагом, колонна войск растянулась по дороге. Григорий Иванович не вынимал руку из правого кармана, со стороны было похоже, что бравый войсковой старшина едет, молодцевато подбоченясь.
— Стой! Кто идет?
Из свежего окопчика в сторону приближающейся тесной группы смотрело тупое рыльце станкового пулемета. За пулеметным щитком блеснул офицерский погон.
Вперед выехал Симонов и громко назвал пароль:
— Киев.
— Отзыв? — потребовали из окопа.
— Корсунь.
Начальник заставы Тукс, с погонами подпоручика, вылез из окопа, взял под козырек.
— Можно следовать дальше.
— Строго у вас,— одобрил повеселевший Матюхин.
С готовностью высунулся длинноволосый Макаров:
— Муха не пролетит, Иван Сергеич! Сам проверил.
За командирской группой, в колонне, чей-то хриплый, простуженный голос затянул песню, припев подхватили громко, но вразнобой:
3
После операции с Матюхиным приговор Эктову был отменен. Долгое время бывший штабс-капитан с семьей жил на Урале, затем на Дальнем Востоке, где работал начальником снабжения Рыбтреста.