'А-а-а-а-а-аааа'.
Райф подскочил от звука далекого крика. Он послышался прямо впереди, оттуда, где два воздушных потока соединялись в один. Когда он ждал, вслушиваясь, что-то задело его правую руку.
- Нет, - крикнул он, обернувшись кругом, с колотящимся сердцем. - Кто здесь?
Райф рванул меч рыцаря-Клятвопреступника, жестко дернув, чтобы силой вытащить изогнутое лезвие из ножен. Вода из лопнувшего бурдюка сочилась по спине.
'Приди'.
Слово было произнесено нежнейшим шепотом, и раздалось прямо над его ухом.
Райф сделал круговой взмах мечом.
- Берегись, - предупредил он.
Это произошло, когда он почувствовал пальцы, скользящие по его лицу.
Райф зашипел. Отпрянув назад, он весь свой вес перебросил на левую ногу. Неожиданно лодыжка подвернулась, и нога подогнулась под ним. Отпустив сулльский лук, он левой рукой попытался остановить падение.
'Там'.
Райф сел на скальное основание и поднес меч к своей груди. Его сердце билось так часто; казалось, что оно может взять и остановиться. Он осторожно поднес свою свободную руку к лицу. По щеке тянулась вниз полоса льда. Совсем не мягко он сорвал ее.
На уровне земли потоки воздуха были устойчивее, оказывая давление на спину и бок. Он был мокрым повсюду, где ощущал - волосы, рукава, штанины.
'О Боги, - подумал он, медленно приходя к пониманию. - Вот она, туманная река. И я направляюсь вниз по течению.'
Меньше двух дней назад Таллал предостерегал его, что единственное чувство, на которое он может полагаться, это осязание. Райф слушал, но не услышал. Он представлял, что туманная река зрительно - это своего рода движущийся поток облаков - но он ни разу не остановился, чтобы разобраться, как он будет чувствовать себя в нем. Нелепо, он не принял во внимание полное значение слов Таллала: 'Лишь осязание может вывести отсюда'.
'Ха-ха-ха'.
Тихий смех отдавался эхом в ущелье. Райф подумал, что заслужил это. Как долго он шел по течению к сердцу Глуши? Слишком долго, ответ был таким. Каждый шаг в ту сторону был ошибкой. Райф вздрогнул. Он был глубоко, отчаянно туп. Глушь вся была ловушкой без пружин, но с невидимыми ловчими нитями, протянувшимися во все стороны. Он был пойман одной из них, и это его почти убило, и здесь же меньше чем через двадцать дней спустя он наткнулся на другой ловчий конец.
Злость на себя заставила его быть жестоким к своему телу, и он поднялся, не очень-то заботясь о боли, которую он вызвал этим в вывихнутой щиколотке. Когда он вспомнил, что выронил лук, он зашарил в поисках него в черной как смоль темноте. Облегчение затопило его с головой, когда кончик меча прикоснулся к рогу, и он задался вопросов, в какой момент его душевное равновесие стало зависеть исключительно от наличия оружия. Меч и лук. Они стали его броней, его поддержкой, его судьбой.
Тем не менее, были создания дальше по течению, которым они были не страшны. Голоса его не боялись,... или, по крайней мере, не боялись его оружия. Он подумал об этом, когда вставал навстречу потоку.
Решив, что он не будет брать второй, более сильный поток, но возвратится по своим следам вверх по течению, Райф повернулся лицом к надвигающемуся туману. Его ледяная влажность скользнула сквозь зубы прямо в горло. Нюхая, он глубоко втянул носом воздух, убедившись, что направился в тот поток, где пахнет свежее, и затем сделал первые шаги в темноту.
'Неееееееееет...'
Вой расколол ущелье, как молния, но в этот раз Райф не остановился. Он ощущал, как туман давил на него, чувствовал косматые мглистые оковы, сгущавшиеся вокруг щиколоток и запястий. Решительные шаги рвали их. Они возникали снова, и он снова их разрывал, и влажный сосущий звук, который они производили, когда рвались, сопровождал каждый его шаг. Прошел час, затем другой, но по-прежнему светлее не становилось. Держа перед собой лук, как слепец трость, Райф шел туманными реками Глуши.
Иногда поток раздваивался, и ему приходилось выбирать направление, руководствуясь только чутьем. Другие течения могли быть холоднее или стремительнее, шире или уже, они могли пахнуть ледниками, грозой, сырым железом или расплавленным камнем, и каждый раз, когда он миновал такое, ему казалось, что он сделал ошибку. Он представлял себя крысой в водном лабиринте, яростно гребущей, чтобы остаться на плаву, и пытающейся найти сыр. Те, кто выше, могли смотреть вниз и видеть все, видеть общую схему туннелей и поворотов, мгновенно находить оптимальный путь, а затем смеяться между собой, когда крыса упускала одну возможность за другой, загоняя себя все глубже в лабиринт.
'Наружу, - сказал Таллал, - этого должно быть достаточно'.