Райф шел против течения и надеялся, что брат агнца был прав. Когда подступала жажда, он пил на ходу, не останавливаясь, держа бурдюк высоко над головой. Он ни разу не почувствовал голода, и он ни разу не останавливался по нужде. Он боялся останавливаться. Он не хотел ощутить эти призрачные пальцы на своем лице - или в другом месте - когда-либо еще.
Ночь тянулась, становясь невероятно длинной. Либо так, либо он потерял способность судить о времени. Иногда голоса говорили с ним, но у него было чувство, что теперь они были дальше, отделенные от него значительной протяженностью тумана. Когда он прошел то, что ему показалось П-образной извилиной дороги, он начал сознавать изменение потока. Он ослабевал, и на мгновение Райф ощутил запах сырой земли. Он ускорил шаг, отчаянно нюхая воздух, но не мог обнаружить ничего, кроме хлынувшего запаха тумана. Когда тропинка, наконец, пошла прямо, он услышал шум. Царапанье, сопровождаемое коротким, пронзительным писком.
Крысы. Райф позволили себе надеяться. Крысы в Глуши не жили. Он двигался сейчас быстрой неуклюжей походкой вперед, предпочитая правую ногу левой. Летом, когда ему было восемь лет, они с Дреем проводили часы, лежа на животе, на нижних ярусах круглого дома в поисках крыс. Весна была необычно теплой, и крысы размножились как ... крысы, и ими был наводнен весь градский дом. Длинноголовый ставил ловушки и использовал яд, и даже приглашал знатока вредителей из Иль Глэйва. Месяцем позже, когда количество их на убыль не пошло, главный хранитель пришел к блестящей идее привлечь к делу молодняк клана. Он предложил премию: за каждые пять целых крыс, принесенных нему, живых или мертвых, он обещал заплатить медную монету. Это было неслыханное богатство - монеты редко использовались в клановых землях - и Райф с Дреем загорелись мыслью наловить крыс побольше, чтобы разбогатеть. Другие мальчишки впустую целыми днями пытались бить крыс копьями или пускать в них стрелы, но они с Дреем выбрали другой подход. 'Хитрость, - произнес нараспев Дрей, его голос был чрезвычайно серьезен. - 'Мы должны жить с ними и пахнуть, как они, и как только мы войдем к ним в доверие, мы установим нашу ловушку'. Ловушкой была большая рыбацкая сеть, отданная им дядей Ангусом Локом.
Райф усмехнулся, вспомнив те три дня, которые они с Дреем прожили на нижних уровнях, спали на сыром, грязном полу, питаясь остатками мяса, как следует охотникам, и бесконечно строя планы на крыс. Это было хорошее время. Райф не мог вспомнить, завоевали ли они крысиное доверие, но он не забывал раскидывать сеть. Постоянно. В конце концов, они поймали целых восемь крыс и сердитого енота. Когда они принесли свою добычу главному хранителю, Длинноголовый почесал в затылке. 'Я ничего не говорил о енотах. - Увидев, как мрачнеют их лица, он добавил: - Но сейчас я пришел к мысли, что от одного енота неприятностей больше, чем от двух крыс. Крыса не может поднять крышку и попасть в ларь с зерном. Енот сможет. Медяки вам обоим - и пусть это останется между нами'.
По целой монете каждому. Райф не мог вспомнить, что он сделал со своей, может быть, выменял ее на какие-нибудь ржавые железки от оружия у Бева Шенка. Дрей отдал ее Па. Он всегда был правильным человеком.
Райф дал памяти уйти от него подальше, заставляя себя вернуться в настоящее. Просто он понял, что что-то не так. Воздух был спокоен. Ни тумана, струящегося по лицу, ни ветерка, раздувающего волосы. Без течения, идущего навстречу, он лишился проводника. Остановившись, он пытался обнаружить свою ошибку. Когда он первый раз услышал крыс, он был уверен, что поток еще шел ему навстречу. Что он сделал после? Воспоминание о Дрее отвлекло его. Не сбился ли он с дороги? Он повернул голову, понимая, что делать так, чтобы оглядеться, было бесполезно, но он не был способен избавиться от привычки, выработанной за всю предыдущую жизнь.
Затем он осознал нечто странное. Он увидел, в самых общих чертах, черную на черном линию, где-то в десяти футах перед ним. Моргая, он подождал. Чуточку света, и в поле зрения появился мир. Глаза Райфа протестовали против увеличивавшейся яркости, отправляя причудливые переливы цветов и плавающие точки. Над кромкой возникло небо, жемчужно-серое, заполненное облаками. Ниже него показался овраг. С двух сторон поднимались стены из синего песчаника, с исчерченными трещинами поверхностями. Их выступы, ставшие подножием для валежника, раскатывались осыпями. Пористый камень под ногами испускал клочья тумана, который быстро рассеивался в сухом воздухе. Впереди, где стены оврага встречались с коренной породой, костлявый конус сосны лежал, перекрученный, и топорщил на боку бледную, пепельно-зеленую хвою.