Она не испытывала к Уокеру из-за этой спешки никакой неприязни. Он спас ей жизнь, и хотя она знала, что он совершил этот поступок, потому что она каким-то образом имела для него ценность -- как золото -- это не меняло самого факта, что ее жизнь была спасена. Эффи очень нежно любила свою жизнь. Она не была одной из тех неразумных девчонок, которые без необходимости подвергают свою жизнь опасности, преодолевая верхом высокие изгороди, или опускают свою голову под воду и считают, кто дольше сможет задержать дыхание. Влезать на деревья и высокие скалы, раскачиваться на мосту, гулять по крышам и нырять в пруд, и даже слишком легко одеваться в холод -- ничего такого Эффи себе не позволяла. Конечно, она привыкла спать с шенковыми псами, но даже если бы они рвали людям горло, рядом с ней они были сущими ягнятами.
После того, как она чуть не утонула, Уокер несколько изменил к ней свое отношение, и она в ответ стала относиться к нему чуть иначе. Она понимала теперь, что в похищении и путешествии не было ничего личного. Уокер Стоун делал свою работу. Она с Чедом были грузом, и все, что человеку от груза было нужно-- это просто чтобы его было легко перевозить. Если она не мешала перевозке, что, по ее разумению, было равносильно быстрой посадке в лодку каждым утром, Уокер был доволен. Свобода была побочным результатом образа действий. Они с Чедом могли делать на стоянке что угодно -- пока оставались на виду. Теперь они могли разговаривать в лодке -- пока в воздухе не было дыма костра. Многого от них не ожидали -- их даже не заставляли грести -- и это значило, что они могли спокойно получать удовольствие от реки и ее видов. И если не обращать внимания на старого чокнутого Уокера Старшего и забыть, что тебя везут на восток против твоей воли, путешествие получалось неплохим. Она даже начала думать, что быть хорошей - это ее долг Уокеру, как за спасение ее жизни,так и вообще за то, что ее существование стало представлять какую-то ценность.
Именно это понимание, что она обязана вести себя хорошо, было тем, что заставило все измениться. Уокер распознал в ней этот сдвиг, который выразился, в первую очередь, в той быстроте, с которой она откликалась на его просьбы, в ее решимости показать ему, что она хороший гребец, и он некоторым образом откликнулся. Только сегодня утром он бросил ей мешочек с сушеным пряным горошком. Без слов, едва предупредив об необходимости подставить руку и поймать белый мешок, запущенный ей в грудь. Острые горошки были непривычны на вкус, десны от них покалывало, и ей потребовалось время, чтобы понять -- это было угощением. Когда она распознала их особенность, они показались ей вкуснее.
Она теперь чувствовала, что, если бы Уокер имел инструмент с нужным приспособлением, чтоб выбить штифты на ее ножных оковах, он бы освободил ее.
"Камешек сорвался. Камень непростой. Каково, девчушка, быть совсем одной?"
Эффи развернулась на сиденье и пристально посмотрела на папашу Уокера. Он сидел на корме, спокойно водя веслом в воде. Рот был закрыт, а зеленые глаза от враждебности посверкивали. На нем была бурая мохнатая куртка из шкуры выдры, которую он обычно надевал, но сегодня он натолкал кучу плауна в одну из завязанных складок.
- Я знаю, что ты говорил, - сказала она ему.
Он посмотрел на нее и задвигал ртом как рыба. Когда он высунул свой старый розоватый язык, губы смочила слюна.
Ей стало противно, она повернулась лицом вперед.
"Вот такие штуки от зловредной щуки?"
Назад она не повернулась. Вдруг озябнув, она решила погреться еще одним циклом гребли. Холмы взбитого снега шапками покрывали утесы и ущелья, а речная вода была такая вязкая, что скоро должна была замерзнуть. Чед на своем сиденье заснул и похрапывал. Эффи своим веслом зацепила его спину в лодке. Его разбудили ударившие о борт лодки плывущие стволы, он помотал головой, как собака стряхивает воду. Через пять минут он уже спал снова.
Эффи пыталась не вспоминать о своем амулете, но Уокеров папаша достал ее до печенок. Камешек сорвался. Потерять амулет считалось страшным несчастьем, приговором. Инигар Сутулый рассказывал леденящие кровь истории про тех кланников, которые имели несчастье потерять свои амулеты. Джон Марроу случайно уронил свой амулет-белку в колодец в восточной части Клина. На следующий день на него налетели дхуниты, как поведала история, и пока он отбивался от их молотов, произошло что-то ужасное с его мужскими частями. Эффи считала, что они могли поморозиться. Затем был рассказ про маленькую Мэвис Горнли, которая потеряла свой амулет, когда ехала в дом Баннена на свадьбу со своим женихом, бравым банненским мечником с остро заточенными зубами. Мэвис спешилась, пошла обратно по своим следам и стала внимательно рассматривать все отпечатки копыт своего коня. Она так сосредоточилась на поисках следов, что не заметила огромного черного медведя, который выскочил из леса и оторвал ей голову.