- Больше некому, - сказал ему Райф. - Тебя уважают Увечные. Ты лучший охотник, лучший на мечах. И Взятого я свалил не один. Если бы ты не отвлек его, я никогда не подобрался бы достаточно близко, чтобы попасть в нужное место мечом.
Они скрестили взгляды, воздух между ними загудел от напряжения. Райф глядел не мигая. Как и Мертворожденный.
- Хорошо, - взорвался Мертворожденный, отшатнувшись назад, словно его оттолкнули на самом деле. - Если это так и есть, так тому и быть. Я буду защищать их, пока тебя нет. Но я скажу всем и каждому, что ты вернешься.
В голосе Мертворожденного Райф услышал и предупреждение, и мольбу. Это его тронуло, но он этого не показал.
- Делай, что потребуется.
Мертворожденный подождал, не будет ли сказано что-то еще, а когда понял, что не будет, с силой провел руками по волосам и лицу.
- О Боги, Райф. Мы живем в аду. Как нам выжить?
- Убивайте всех в сердце.
Вслед за этим Райф ушел от Мертворожденного. У него было ощущение, что, если он останется дольше, то скажет что-нибудь, мешающее его цели. А его целью было уйти. Следующая встреча с Томасом Арголой за дверью в его пещере проходила не легче.
Его впустила Маллиа Аргола. Солнечный свет лился ей прямо на лицо, делая ее кожу золотой, и Райф в первый раз задал себе вопрос, чего не хватало у нее? В каком смысле Маллиа Аргола была не целой?
Для этого вопроса у него не было времени.
- Оставь нас, - попросил он. - Погуляй.
Она собиралась скрыться в пещере, в полумраке за занавесью с драконами и грушами, откуда она смогла бы наблюдать за ними и слушать, но быстро поняла, что он этого не позволит. Она посмотрела на него зелено-карими глазами, и он ощутил стыд за свое поведение с ней в пещере Мертворожденного. Если этот стыд и отразился на его лице, она этого не показала, просто сказала: "Я вернусь, когда ты уйдешь". Когда она проходила мимо, то слегка коснулась его руки.
Такой неожиданный показ понимания и доброжелательности его смутил, и ему потребовалось время, чтобы перестроиться.
Это случилось, когда Аргола пытался закрыть двери. Райф помешал ему, протянув руку и заслонив пространство вокруг дверного проема. Он не собирался это делать, но, казалось, не мог остановиться. Томаус Арголе лучше всего работалось вдали от людей в закрытых помещениях. Райф Севранс решил, что будет проводить этот допрос при свете.
- Когда ты рассказал Траггису Кроту о мече? - Чужеземец нервно посмотрел на открытую дверь. Солнечный свет, который наполнял кожу его сестры золотом, заставлял его собственную выглядеть желтой.
- Вечером, после нашего разговора я ходил его посмотреть. Он... был нашим вождем.
Райфу послышалось волнение в голосе Арголы, и это его оттолкнуло.
- Ты рассказал ему все?
- Мне кажется, я никогда не обещал, что не стану этого делать.
Не расплачивался ли ты за это? - задался вопросом Райф, обведя взглядом потрепанные сокровища, хранящиеся в пещере. Шелковые ковры и медные чаши. Занавеси. Это был не тот вопрос, который имел значение, понял он. Человек, чтобы жить, должен использовать те умения, которые у него есть.
Райф пытался вспомнить все, что было сказано в этой пещере четыре дня назад, и спросил:
- Что ты рассказал ему обо мне?
Аргола пожал плечами.
- Он многое уже подозревал.
- Это не ответ.
- Закрой дверь.
- Нет.
Чужеземец резко вздохнул. Попятившись, он нашел себе такое место, где солнечный свет на него не падал.
- Я сказал Кроту, что для Братьев Рва - ты единственная надежда. Больше никто не сможет остановить Взятых, когда они прорвутся толпой. Никто. Посмотри, что случилось следующей ночью. Ты оказался единственным, кто знал, что делать, единственным, кто смог остановить его.
- Кто-нибудь другой мог бы пронзить лезвием его сердце.
- В самом деле? - взорвался Аргола. -Ты сам с этим едва справился!
В последовавшей за этим тишине Райф прислонился к внутренней стороне двери. Его плечо запульсировало, и он чувствовал себя едва в состоянии справиться с жестокими истинами, обрушенными на него чужеземцем. Он пришел сюда за знаниями и, если быть честным, за шансом выпустить гнев. Ему казалось, что Томас Аргола этого заслуживает. Он был тем, кто дергает за ниточки. Он был тем, кто вложил в Траггиса Крота его второе предсмертное требование: