Райф наткнулся на тропу, которая привела его к краю Рва. Трещина в земле была здесь, возможно, шириной четыре сотни футов, почти вполовину меньше, чем в городе. Если он смотрел прямо вниз, то различал под собой ярусы скал, похожие на гигантские ступени. Тающий снег создавал игольно-тонкие водопады, льющиеся в пропасть тонкими струйками. Глядя на них, Райф подумал, а насколько на самом деле глубок Ров? Что происходит с водой?
- Глянь на эту красоту, - сказал Адди, подойдя к нему у края. Он нес гнездо, сплетенное из сосновых иголок и прутиков ивы. Оно было чуть больше его кулака. В середине лежало пять крапчато-бурых яичек. - Бери одно.
Райф запрокинул голову и расколол яйцо прямо в рот. Недавно отложенное, оно было густое как сливки. Когда он допил, скорлупки бросил в пропасть.
- Насколько там глубоко, Адди?
Горец взял одно яйцо себе, а остальные три теперь укладывал в нагрудный мешочек, бережно располагая их среди комочков сыра.
- Не могу сказать, парень. Это вроде как тайна, огромная, как Великая Глушь. - Он взглянул на Райфа. - По крайней мере, некоторые из душ, кто попадал в Глушь, возвращались.
- Никто еще не пытался слазить вниз и посмотреть?
Адди фыркнул:
- Покажи мне веревку такой длины, чтобы спустить человека в ад. Ты упадешь. И падаешь все время. Вот и все.
Райф вспомнил о теле Траггиса Крота и вздрогнул. Сегодня в полдень Увечные должны опустить его в Ров. Мертворожденный будет тем, кто прикоснется пламенем к веревке. Тело атамана разбойников будет раскачиваться, подвешенное над пропастью, пока пламя не прожжет волокна каната, и тогда оно стремительно полетит вглубь.
Я не буду перерезать тебе горло, сказал ему тогда Райф. Вместо этого ему пришлось пронзить его сердце.
Райф опустил глаза на ножны из тюленьей кожи, где сейчас хранился двухфутовый нож Траггиса Крота. Мертворожденный пытался одолжить ему другой меч -- хороший полутораручник с двойной гардой -- но Райф отказался. Меч рыцаря-Клятвопреступника изменил ему, и теперь он не стал бы доверять другому мечу.
До тех пор, пока...
Эту мысль Райф отложил на потом. Нож Крота был опасно заточен с обеих сторон, сделанный из крепкой воришской стали. Он подойдет.
- Снег пойдет снова, - заявил Адди, глядя на восток. - Я слышу его запах. - Он замолчал, и Райф представил, что он беспокоится о ягнятах, которым предстоит родиться в снегопад. - Лучше уходить, - сказал он через какое-то время.
- Адди. - Райф помешал горцу вернуться на тропу.
Кивнув на Ров, он спросил:
- Как далеко отсюда он смыкается?
В серых глазах горца мелькнуло удивление.
- Он нигде не смыкается, полностью -- нигде. К северу от Бладда он сужается так, что люди могут его пересечь, но он всегда здесь, черная трещина, бегущая сквозь леса отсюда до Ночного Моря.
Райф прикоснулся к амулету. Сжимая в руке жесткий вороний клюв, вместе с Адди Ганом он продолжал двигаться на восток.
Глава 32. Прядь волос
- Срежь мне прядь твоих волос, - попросил ее Лан Звездопад. - Я сохраню ее. На удачу.
Аш встала у озера на колени, зачерпнула холодной зеленоватой воды и плеснула в лицо. От холода она вздрогнула, и, чтобы согреться, провела ладонями по лицу. Она тут же решила скинуть одежду и броситься в воду. Аш вспомнила, что каждую зиму в Крепости Масок кучка стареющих баронов разбивала лед в фонтане Лордов-Бастардов и резвилась -- для этого было бы сложно подобрать другое слово -- в замерзающей воде. Они с Катой однажды наблюдали за ними, безудержно хихикая над расплывшимися, уже какими-то дряблыми обнаженными телами. Ката назвала их 'безумными старыми лысухами', и Аш согласилась с ней, считая это точной оценкой. Теперь она думала, что поняла тот порыв. В том, чтобы наперекор зиме раздеться, было что-то от безрассудной свободы. И на это, разумеется, от Землепроходца последовала бы хоть какая-нибудь реакция.
- Твои волосы, - снова сказал он ей, голосом тихим, но настойчивым. - Если ты позволишь, я срежу их у тебя сам.
Аш повернулась к нему. Верх ее платья и ее волосы были мокрыми и прилипли к коже. Снег тут был глубок, и ноги в сапожках глубоко провалились. Снег еще не шел, но в воздухе уже висело его предчувствие, и солнце пропало за тучами несколько часов назад. Они стояли в лесу из гигантских белых елей, обросших длинными прядями лишайника, как перьями, и неприветливых кедров, чьи стволы бугрились толстой корой. Через снег пробивались острые мечи папоротника и лакричника, после долгой зимы бурые и жилистые.