Это Анвин Птаха, а не Рейна Черный Град, должна была наблюдать, как синяк становится фиолетово-черным.
Рейна подняла руку к щеке, прикоснувшись к участку кожи, который встретился с кулаком Станнига Бида. Небольшая чувствительность все еще сохранялось.
Он запугал тебя, Рейна.
Это правда, она была запугана. Рейна никогда не рассказывала Анвин, что случилось в Старом лесу, но клановая хозяйка, должно быть, кое-что заподозрила. Вечером после того, как прошло бракосочетание, Анвин поднесла Рейне в Большом Очаге чашу невесты. "Что сделано, то сделано, - сказала она, вручив Рейне традиционный напиток из молока, горьковато-сладкий и медовый. - Мы просто должны считать это лучшим вариантом".
Рейна вспоминала те слова, пытаясь точно вспомнить выражение на лице Анвин. Это был стоицизм и -- разочарование. Словно Анвин разочаровалась в Рейне, не сказавшей ни слова в защиту от притязаний Мейса. Знала ли она те несколько слов, которые могли остановить все это несчастье?
Увидев безопасные лампы, зажженные перед конюшней, Рейна прибавила Милашке скорости. Орвин Шенк был тем, кто наведался к ней объясниться вечером, после того, как Мейс Черный Град ее изнасиловал. Орвин был смущен, расстроен тем, что рассказал ему Мейс, стремился перенести весь беспорядок и покончил с ним, по-прежнему глубоко уважая Рейну. Если бы она, защищая себя тогда, рассказала Орвину правду, он бы ей поверил? Ответа не было. Это было другое время; черноградский вождь только что погиб, Мейс хорошо зарекомендовал себя в клане и показывал, что способен занять место Дагро. Вопрос был в другом: возьмет ли Орвин ее сторону против Станнига Бида?
Она была удивлена, насколько глупо заставил ее чувствовать себя полученный ответ. Нас много, сказала ей Анвин.
Да, - прошептала Рейна. - Нас.
Даггин Лай зажигал последние лампы, когда Рейна с Милашкой рысью въехали во двор. Ткнув горящим концом факела в мостовую, он погасил пламя.
- Забери ее у меня, хорошо? - спросила его Рейна, спешиваясь. - Я не хочу опоздать на ужин.
Шагнув вперед, чтобы взять поводья, он сказал нечто, чего Рейна не поняла:
- Поздно уже ужинать.
Посчитав это бурчанием голодного парнишки, для которого время от еды до еды тянется долго, она не обратила на его слова внимания. Стремительно промчавшись к восточной стене, она махнула рукой в быстром приветствии(?) двум мужчинам, которые расстилали полотна мешковины поверх штабелей балок и бадеек с раствором. Должно быть, они ожидали ночью снег. Всегда, когда проходишь через восточный зал, металл по соседству с телом дергался. Рейна, ожидая это, заранее положила руку на нож.
Только когда Рейна дошла до прихожей, она начала подозревать, что что-то не так. У круглого дома была своя атмосфера, она прочитывалась через то, как люди сидели и стояли, по числу горящих факелов, по дверям, оставшимся отрытыми, запахам, дыму, шуму. Стоял ранний вечер, и Рейна за несколько мгновений догадалась и затем дополнила список недостающими деталями. Ламповщик поскупился на обходах, и горела только четверть факелов. Было распахнуто слишком много дверей, и сквозняки непривычно шли навстречу друг другу. Для времени ужина, когда бренчание из кухни разносилось обычно по всему дому, заглушая даже грохот кузни, было слишком тихо.
И не было запаха еды.
На этом простом обстоятельстве мир перевернулся, перейдя от света к тьме, словно гнавшейся за Рейной.
Рейна сорвалась на бег.
Она поняла.
Люди пытались остановить ее, но она отталкивала их и шипела.
- Нет! Нет! Нет, - отметала она, не сознавая, что говорит это вслух. Когда Рейна влетела в кухню, чтобы перехватить ее, вперед вышел Корби Миз, но это не помогло. Она сама никогда не знала, как ей удалось удержать его, чтобы он не прервал ее движения вперед. Она спускалась маленькими шагами, поколебавшись только миг, когда дошла до низа. От лестницы вели два пути -- один в мясной погреб, другой -- к комнатам и кладовкам. Перед покоями Анвин стоял Орвин Шенк. Увидев ее, он замотал головой и сказал ей: