Пока он приближался к сыроварне, снег, выпавший прошлой ночью, скрипел под его ногами. Для твердой почвы под ногами придется поработать лопатой, потому что коров, которые ждут телят, надо выгуливать, и Брим подумал, что мог как раз бы этим заняться. Было время между дойками, и мысли доярок были заняты едой, где на первом месте располагалась сушеная вишня и жидкий мед, который они себе сварили на ужин. Все они клялись, что молока никогда не пьют.
- Брими, - завопили они разом, дразня его. Их было пять, одетых в жесткие белые фартуки поверх голубых платьев, с изящными чепчиками, которые надевались в пику Милларду Флагу. Старший молочник предпочел бы что-то более объемное. - Брими.
Это приветствие каждым утром непременно приводило к двум следствиям -- девушки безудержно хихикали над собственной остротой, а лицо Брима заливала краска. Он не мог понять, почему это происходит снова и снова, хотя продолжалось уже около месяца.
Как только он снял с колышка за дверью лопату для снега, то сразу же покинул помещение. Темой утренней тренировки с Далхаузи были способы блокировки ударов, направленных в голову и грудь, и по ребрам Бриму попало хорошо. Он решил, что блокировать ему удавалось один удар из десяти. Далхаузи был быстр, и умел нападать несчетным множеством разнообразнейших способов. Они казались похожими, но когда достигали цели, то ощущались по-разному. Брим перестал волноваться о синяках, и поступал теперь с ними так же, как Очумелый Енох, Пчелка Виз и Загребущий Тротти: они смазывали их свиным салом и хвастались ими. Похоже, помогало.
Свежий снег был рыхлым, глубиной только в четверть фута, и расчистка двора не заставила ребра болеть сильнее. Когда он заканчивал, подошел Миллард Флаг и сообщил, что для него есть работа с подъемом тяжестей в молочной комнате.
- В кипяток, и дюжину раз считать до десяти, - сказал он и погрозил пальцем.
Это было число секунд, которые нужно было отсчитать перед тем, как вытащить мешалки и стальные ведра из бака с горячей водой, чтобы использовать их снова. Накануне Брим перестал считать на восьмидесяти четырех.
Молочная комната была большой и шумной. Рабочие столы размещались рядами, и оба прохода с двойными дверьми -- передний и задний -- оставались открытыми весь день. Две молочницы снимали сливки с новых ведер, а третья процеживала молоко через проволочное сито. Миллард Флаг со своим учеником, Маленьким Колем, наклоняли один из больших чанов с сыром, чтобы слить рассол. Бриму было сказано унести различные предметы -- две запечатанные маслобойки, несколько лотков со свежим маслом, завернутых в ткань, и стопку сыров в жестяных формах -- вниз, в холодный склад, который находился прямо под молочной комнатой. После он должен пойти наружу и подбросить дров в бойлер.
Брим в третий раз спускался по древним каменным ступеням, когда его позвал Миллард. Руки были заняты подносом с маслом, и Брим крикнул, что через минуту поднимется. Холодный склад был темным, с низкими потолками, пористыми каменными стенами и побеленным полом. В нем пахло жирной сырой землей. Ни одна молочница не любила здесь бывать, и они обычно посылали за Бримом или Маленьким Колем, если им было нужно что-то принести снизу.
Когда Брим ставил лоток в одну из глубоких стенных ниш, он услышал на лестнице звук чьих-то шагов.
- Я вижу, у тебя здесь много работы, - сказала Враэна Молочный Камень, спускаясь по последним ступеням и входя в холодный склад. Тонкие серебряные цепочки поблескивали на ее шее и запястьях, когда она обходила помещение. - Не верится, что я не спускалась вниз с того времени, когда я была девочкой. Я представляла его большим и более... неприятным. Брат рассказал мне однажды, что здесь забивали коров. Однажды вечером он закрыл меня здесь на задвижку. И не вернулся. Старый молочник Виндл Хенч нашел меня здесь на следующее утро. Вероятно, я сидела там, где сейчас стоишь ты, и спокойно ела кусок сыра.
Брим мог в это поверить. Вытирая руки о штаны, он сказал:
- Леди.
Казалось, происходящее ее развлекало. Ее платье было сшито из гладкой синей шерсти, и плащ на ней был простой и подходящий к нему. За корсаж заправлена пара перчаток, а на носы кожаных коричневых сапожек налипли комки снега. Брим, кажется, припоминал, как Мэб однажды говорил ему, что сапоги носятся дольше, если давать снегу растаять.