Она научилась любить Черный Град и его гордый, непреклонный образ жизни. Она даже сама стала гордой и непреклонной, и если бы из Дрегга к ней приехали друзья и родственники, она почувствовала бы свое превосходство. Мы -- первые среди кланов, напоминала бы она себе, снисходя к их легкомыслию. Это заявление оставляло Черный Град в одиночестве. Дрегг мог быть более блестящим и удачнее расположенным, но он никогда бы не стал первым.
Рейна пристально смотрела на повозку, катящуюся по пастбищу, толпу людей, идущих позади нее, и пыталась удержать в себе хоть частичку этой древней, глубоко въевшейся гордости. Ей казалось, что, если это получится, то это она сможет стать собой. Ее пугало, что она, Рейна Черный Град, отдалялась от клана.
Как много может человек утратить и при этом остаться собой? Муж, душевный покой, дорогая подруга? Что осталось? Дагро нет. Эффи нет. Теперь Анвин. Она жила в доме, полном чужаков, и кто-то из них желал ей зла. С тех пор, как умер Дагро, ее жизнью стал клан. Но клан изменился. Священный камень разрушился, и боги исчезли. Станниг Бид, прикатив половину скарпийского священного камня, призвал их обратно, но никто из богов не вошел бы в столь дурно произведенный на свет камень. Черный Град был проклят. Его вождь убил его же вождя, его ведун был человеком, который в стремлении к власти ни перед чем не останавливался, а священный камень в его сердце был мертв и беспомощен, как мертвое тело Анвин Птахи.
Тяжело вздохнув, Рейна отвернулась от шествия. Она поняла, что пристально смотрит прямо на скарпийский камень, который стоял посередине большого двора на своем потускневшем серебряном постаменте. Только недавно была закончена работа над деревянным навесом, на который повесят кожи для защиты небольшого куска гранита от снега и дождя. Губы Рейны кривились, когда она на него смотрела. Первое время она удивлялась, почему боги его просто не разрушили, если у них остался старый Градский камень. Для бога такая мелочь -- как выдох. Теперь она поняла, что богам было все равно.
Почему тогда должна я?
Закутавшись в шаль, Рейна вернулась в дом. Люди, шедшие навстречу, смотрели на нее, потом отводили взгляды. Некоторые тыкали локтем своих товарищей и обменивались шепотками. Она догадывалась, что они говорили: "Почему она не участвует в похоронной процессии Анвин Птахи и в ее укладывании?"
Потому что этот обряд будет проводить человек, который ее и убил. И если я буду вынуждена на это смотреть, представить невозможно, что я устрою.
Похоже, некоторые из этих ответов были написаны на ее лице, потому что клановые мальчишки и девчонки пугались ее вида и с ее дороги спешили уйти. Рейна почувствовала, как на лице появилась странная и горькая усмешка и, пока шла через круглый дом, не убирала ее с лица.
Горло Анвин Птахи было перерезано так глубоко, что были видны кости задней части шеи. Лайда Лунная сказала Рейне, что клановая хозяйка умерла мгновенно. И что? Это утверждение должно утешить? Ее нашла Шила Коббин, одна из стряпух.
Отсутствие Анвин замечали в течении нескольких часов, но никто особо не волновался - у клановой хозяйки, кроме кухонных забот, было немало и других обязанностей - до тех пор, пока не пришло время готовить на ужин свиные ноги. Тогда люди начали удивляться, куда она пропала? Анвин была известна своим вниманием к приготовлению свинины, а никаких инструкций относительно ее приготовления она не оставила. Один из поваров решил, что нужно слегка отварить ноги, чтобы они готовились быстрее. Другой заявил, что отваривать ноги не нужно, их же вымачивали в рассоле, а с кипячением весь вкус пропадет. Разгорелся жаркий спор, и Шила Коббин, которая слушала их у хлебных печей с растущим нетерпением, попросила прекратить шум, пока она не сходит и не приведет Анвин Птаху.
Ее крик двумя минутами позже услышал в кухне каждый. Анвин обнаружили упавшей на небольшой ящик-кровать, в котором она спала в своей клетушке под кухней. Крови натекло так много, что она просочилась сквозь одеяло, простыни и матрас на тростниковые циновки, покрывавшие каменный пол. Последний раз ее видели и слышали, когда она спускалась по лестнице от вдовьего очага и останавливалась, чтобы сказать Гату Мэрдоку, что хотела бы встретиться с ним в кладовой через четверть часа - надо было потолковать о последней партии солода, который они собирались перегонять. Видимо, Гат Мэрдок пришел в кладовую, испытывая все увеличивающееся раздражение от того, что его заставляют ждать, снял с легкого винца не одну пробу, а потом побрел в Большой Очаг перекинуться со старожилами в кости. Справедливости ради надо заметить, что позже он от этого был в ужасном расстройстве, рассказывая каждому, кто соглашался слушать, что Анвин была лучшей девушкой клана, и что он отдал бы свою единственную руку, лишь бы ее вернуть.