Длинный нож Траггиса Крота был нечеловечески остр, острее, чем любой другой клинок, встреченный Райфом за все восемнадцать лет его жизни. Казалось, не требовалось никакого усилия, чтобы пробить теневую плоть, вообще никаких усилий, чтобы скользнуть между темными желудочками совершенно нечеловеческого сердца. Теневая сталь пошла вверх, коснулась настоящей со странным вибрирующим звуком. Но силы в ней уже не было.
Райф выдернул клинок, перекатываясь полностью на снег. Угли с сосновыми иглами затрещали, когда по ним прошелся его позвоночник. Человекообразное существо зашаталось, как подрубленное дерево перед тем, как упасть, а затем рухнуло наземь.
Наступила абсолютная тишина. Не шевелились ни Райф, ни Адди. Горец стоял на склоне над лагерем у самой высокой красной сосны. Лунный свет делал его лицо синим. Из леса, нарушая тишину, взывала неясыть: Ху-у. Ху-у. Ху-у. Адди зашевелился первым, бросившись к Райфу. Райф размышлял, как хорошо лежать на снегу, и именно это и делал.
- Д'ладно, парень, - голос Адди был жестким и злым. Он жестко ткнул пальцем, как палкой, Райфа в бок. - Вставай давай. Вставай.
Райф, моргая, смотрел на него и думал: Оставь меня в покое, старина. Я устал.
Адди Ган в покое Райфа Севранса не оставил. Он жил в горах, и умел распределять груз, чтобы переносить овец, и это-то он с Райфом и проделал. Он перекинул Райфа через плечо и понес его в сторону от лагеря. Когда он встретил гряду молоденьких однолетних елочек, он уложил на них Райфа. Два слоя сыромятной кожи были вздернуты вверх. Открыта банка с пиявками. Проклятия были произнесены, а затем Райф ощутил на спине укус свежей пиявки.
- Жди тут, - сказал Адди, расстегнул свой плащ и укрыв его сверху. - Я схожу за вещами.
Райф подождал, а потом уснул.
Адди поднимал его за ночь два раза, но Райфу удавалось принимать заботу горца, до конца не просыпаясь. Все его сны были о смерти, о том миге, который отделял этот мир от соседнего. Взмах ресниц. Такая тонкая граница. Сбой сердца.
Когда он, наконец, проснулся полностью, было светло. Он все еще лежал на елочках, свернувшись на боку. Непривычная боль в нижнем ребре чуть выше селезенки пульсировала с унылым постоянством. Он решил, что должен быть благодарным, что теневая сталь лишь коснулась кости.
Адди сидел у костра размером с лошадь, поджаривая на палке кусок печенки. Вид у него был одичалый и встрепанный. Волосы торчали сосульками во все стороны, и некоторые смерзлись. К щеке прилипли сосновые иголки. Угол одного из одеял, наброшенных на плечи, обгорел. Услышав шаги Райфа, он посмотрел и сказал:
- Куда ни кинь - всюду клин.
Похоже, Адди Ган никогда не ныл.
Райф остановился. Требовалось время, чтобы расставить по местам все многочисленные болячки и травмы. Своего рода выстроить порядок существования, иерархию боли. Когда он подходил к костру, в какой-то момент у него закружилась голова, но он себя переборол.
- Завтрак? - спросил он, останавливаясь у стены желтого пламени.
- Айя. Чай закончился. Печенка подсохла. Сухари лежат на камне.
Райф сделал глоток горячей воды и заставил себя съесть печень. Сухари лежали на камне над углями и медленно чернели.
Жар от костра шел мощный. Спустя немного Райфу пришлось отойти. Горец, должно быть, всю ночь провел на ногах, поддерживая огонь. Когда Райф обходил поспешно поставленный лагерь, лежавший примерно в ста футах над старым, он задался вопросом, что сказать Адди.
Спи, я покараулю. Прости, что беспокоил тебя своей хворью. Прости, что я в тот день у порубежников не отдал для обмена стеклянную молнию.
Все извинения безнадежно опоздали, прозрел он, ведя рукой в перчатке по сосульке, свисавшей с красной сосны. Не было у Райфа Севранса времени, чтобы сторожить Адди Гана, пока тот спит. Вернувшись к костру, он спросил:
- Сколько пиявок осталось?
Адди поднялся на ноги. Он понял, что значит этот вопрос - пора выходить - и, прикинувшись занятым, он мог уйти от необходимости отвечать. Их должно было остаться с десяток - слишком мало, чтобы терять день.
Мешок, в котором лежал чай, был утрачен в пламени прошлой ночи, вместе с одной из рукавиц Адди и некоторой запасной одеждой. Адди отрезал кончик у одного из своих носков, и обозвал это перчаткой. Райф забросал пламя снегом, который местами превращался в пар. Чтобы затушить пламя, потребовалось десять минут. Над пологом леса уже виднелось солнце - бледный диск, окруженный маревом. Они уже потеряли полтора часа светлого времени. О чем думал Адди, позволяя ему спать?