Кроп почувствовал, как его лицо вспыхнуло. Он выходил прошлой ночью, прогуливаясь по прохладному воздуху и глядя на звезды, исчезающие с восходом солнца, поднимавшегося из-за высокой горы. Он знал, что было рискованно выходить на рассвете, но семнадцать лет, проведенных в темноте оловянных рудников и алмазных копей, меняют человека, и сейчас никто живой не смог бы удержать его далеко от света.
Квил изучил цвет лица Кропа еще до проницательного кивка с пониманием. Возможно, он тоже бывал под замком.
- Вот то, что мы знаем. У стражи были свои штаны загажены еще с того времени, когда башня рухнула. Они выглядели плохо. Шпиль, развалившись, упал на землю, разрушив половину крепости, и разбудив все обреченные и обманутые души в городе, покрыв все крыши, верх стен и столешницы слоем пыли толщиной в мой палец. Восемнадцать дней прошло, а они все еще вытаскивают тела из завалов. И что хуже всего, Правителя они найти не могут. - Квил передохнул, чтобы бросить на Кропа испытующий взгляд. - Все считают, что это непотребство исторического размаха. Половина горожан сейчас боится за свои задницы, а вторая половина трудится как пчелки, пытаясь облапошить первых. У нас сейчас бароны со своими кожаными куртками творят что хотят, белые воротнички Руллиона разжигают в правоверных нечестивый огонь, и Крепость Масок в осаде.
И те и другие идут вслепую. Всем спутали планы. Страже нужно показать, что они что-то делают. И это что-то, мой друг, это поиски тебя. - Кроп смотрел на свои ноги:
- Не так высок, как двое мужчин, - сказал он.
Не считая моргания несколько раз, Квил на слова никак не откликнулся.
- Слухи расходятся как дешевое пиво. Гора сдвинулась, древнее зло разбужено, Правитель прячется, Правитель мертв. Только один человек на свете знает, что произошло на самом деле, и я смотрю прямо на него, и это не обнадеживает мой взгляд.
Кроп уставился на свои ноги. Глупец с куриными мозгами. Разнесут теперь весь курятник.
- Уходи, - предложил Квил, - забирай хозяина и никогда не возвращайся.
Нетерпеливо рванувшись, Квил приподнял занавески и взглянул вниз на улицу.
- То, что я сказал, тяжело выполнить. - Он, казалось, говорил сам с собой. Позволив занавеске упасть, он повернулся лицом к Кропу.
- Смотри. Оставите город, и вы можете просто зажечь сигнальный огонь и кричать во всю мощь легких: Приходите меня браать! В последнее время, я полагаю, гигантов, перевозящих калек на спинах, было мало, и далеко друг от друга. Теперь, допускаю, некоторые, возможно, раздули твое немалое очарование, но есть две вещи, и они сходятся. Первое, что человек, замеченный в бегстве от разрушенной башни, был необыкновенно большим полукровкой. И второе, он виновен, как сам грех.
- Каждый стражник, охотник за головами и бейлиф в этом городе тебя ищет. Заметить тебя легко, как свинью в корзине со змеями, и ни тебе, ни его светлости не стоит никуда собираться в ближайшее время.
Взгляд Квила снова задержался на Баралисе. Вор был глубоко заинтересован в нем, заметил Кроп, но разыгрывал иное. Баралис лежал молча и неподвижно, с закрытыми глазами, и дыхание едва посвистывало из его губ.
Прислушивался.
Квил продолжил: - Дело могло бы угаснуть само по себе, если бы возчик не пел свою песню в полном согласии с тобой, как хор с аккомпанементом. Сейчас стража сидит у нас на пятках, и они стучат во все двери. Они собираются попасть на наше крыльцо этой ночью, и если мы быстренько чего-то не придумаем, нас всех ждет виселица.
Кроп знал, что нужно что-то ответить, но он поспевал за мыслью с трудом. Квил говорил быстро и прихотливо, слово бейлиф было сказано, и думать становилось трудно.
- Не надо виселицы.
- Достаточно ловкого не повесят. - Квил начинал воодушевляться. - Я пробрался на эти улицы двадцать лет назад не для того, чтобы меня вздернули за проказу, которую я не совершал. Соучастие друзей -- да, было. С самим Королем Воров, Скорбутом Пайном. Вот так обстоят дела на задворках: кому-то помогаете вы, я помогаю вам, и когда приходит время, что мне нужна небольшая помощь, мой вклад выплачивается в полном объеме. Конечно, система начинает разрушаться, когда одно доброе дело оборачивается постоянным беспокойством. Я должен спросить себя: "Для чего мне это нужно? И там, где я сейчас нахожусь - между восьмифутовым стогом сена и смертью на перекладине -- это выглядит не очень хорошо."
- Ничего хорошего, - повторил Кроп в полном согласии.