– Что выдалось?
– Nuit blanche. Э… – как правильно сказать? – бессонная ночь. По той или иной причине, – пояснила она и насмешливо ухмыльнулась.
Вместо ответа Хатч взялся за вилку и попытался занять себя лобстером.
– Вижу, ты до сих пор к ней неравнодушен, – с весёлой улыбкой вкрадчиво продолжила Бонтьер. – Когда-нибудь ты должен будешь мне о ней рассказать. Но сперва давай поговорим о тебе. Капитан упоминал о твоих поездках, так что расскажи-ка о приключениях в Суринаме.
Почти два часа спустя Хатч с трудом поднялся на ноги и вышел из ресторана следом за Бонтьер. Он слишком увлёкся чревоугодием – увлёкся нелепо, непотребно: два десерта, два кофейника, несколько бренди. Бонтьер не отставала от него ни на йоту, ничего не пропуская. Однако, по ней не скажешь – фигурка ничуть не располнела. Археолог раскинула руки и вдохнула прохладный ночной бриз.
– Как освежает этот воздух! – воскликнула она. – Я могла бы научиться любить место вроде этого.
– Погоди ещё чуть-чуть, – ответил Хатч. – Ещё пара недель, и ты не сможешь отсюда уехать. Оно войдёт в твою плоть и кровь.
– Ещё две недели, и ты не успеешь убраться с моего пути с нужной прытью, monsieur le docteur, – парировала она и оценивающе посмотрела на него. – Итак, что мы делаем сейчас?
Какой-то миг Хатч стоял в нерешительности. Он даже и не думал, что может произойти после ужина. Он выдержал её взгляд, и в голове снова слабо зазвенели предостерегающие колокольчики. Вырисовываясь в жёлтом свете фонарей, археолог выглядела пленительно и неотразимо, её загорелая кожа и миндальные глаза – волшебная экзотика в небольшом городке штата Мэн. Осторожнее, – предостерёг внутренний голос.
– Думаю, сейчас мы пожелаем друг другу спокойной ночи, – сумел сказать он. – Завтра нам предстоит тяжёлый день.
Моментально её брови недоверчиво изогнулись.
– C'est tout![36] – надулась она. – У вас, янки, совершенно не осталось пороху в пороховницах. Лучше бы я пошла с Серджио. В нём, по крайней мере, горит огонь – хотя вонь от тела может свалить с ног.
Она искоса посмотрела на него.
– А как именно вы желаете друг другу спокойной ночи здесь, в Стормхавэне, доктор Хатч?
– Примерно так, – ответил он, делая шаг вперёд и пожимая ей руку.
– Ага, – медленно кивая, ответила Бонтьер, словно пытаясь уразуметь. – Понятно.
Затем стремительным жестом она обхватила его лицо руками и притянула к себе, чтобы их губы соприкоснулись. Когда Бонтьер убрала нежно ласкающие ладошки, Хатч почувствовал, как кончик её языка, поддразнивая, лизнул его собственный. Это длилось лишь миг.
– А вот как мы говорим «спокойной ночи» на Мартинике, – промурлыкала она.
После чего развернулась в направлении почты и, не оборачиваясь, растворилась в ночи.
24
На следующий день Хатч, завершив лечение растянутого запястья одного из аквалангистов, по тропинке возвращался от причала. Здесь он услышал потрясающий грохот из барака Вопнера и вприпрыжку побежал к Главному лагерю, предчувствуя худшее. Но вместо того, чтобы найти программиста погребённым под горой оборудования, доктор обнаружил его сидящим в кресле, с вдребезги разбитой компьютерной платой под ногами. С раздражённым выражением на лице тот ел сэндвич с мороженым.
– Здесь всё в порядке?
– Нет, – громко чавкая, ответил Вопнер.
– А что случилось?
Программист печально посмотрел на него.
– Этот компьютер попал мне под ногу, вот что.
Хатч осмотрелся, пытаясь найти себе место присесть, вспомнил, что такого здесь не водится, и прислонился к косяку.
– Расскажи об этом.
Вопнер запихнул в рот последний кусок и швырнул обёртку на пол.
– Всё испортилось.
– То есть?
– Харибда. Сеть острова Рэгид, – пояснил Вопнер, большим пальцем указывая в направлении Острова-1.
– Но почему?
– Моя программа прямого подбора трудилась над этим проклятым вторым шифром. Хоть у неё был выставлен приоритет, операции шли замедленно. И я начал получать сообщения об ошибках, какие-то непонятные данные. Поэтому я удалённо запустил процесс на Сцилле, компьютере «Цербера». Тот работал тип-топ, и без никаких ошибок.
Программист с отвращением расхохотался.
– Но у тебя есть мысли, в чём может заключаться проблема?
– О, да, у меня есть классная идея. Я провёл кое-какую диагностику – и некоторые из микроинструкций ПЗУ оказались переписанными. В точности как тогда, с насосами. Переписаны случайным образом, систематическими пакетами Фурье.
– Я не совсем тебя понимаю.
– Короче говоря, это невозможно. Это ты в силах уразуметь? Я не знаю процесса, который способен переписать ПЗУ таким образом. И, ко всему прочему – регулярно, математически выверенно? – сказал Вопнер. Он поднялся, открыл дверцу во что-то, похожее на холодильник в морге, и вытянул оттуда очередной сэндвич с мороженым. – И то же самое с жёсткими дисками и магнитооптикой. Это случается только здесь. Не на корабле, не в Бруклине. Лишь здесь.
– Но ты же не можешь утверждать, что это невозможно. Я хочу сказать – ты же видел, что это произошло. Просто ещё не знаешь, почему.
– О, нет, я знаю причину. Чёртово проклятье острова Рэгид.
Хатч рассмеялся, но потом заметил, что Вопнер и не думает улыбаться.
Программист развернул мороженое и отхватил от него здоровенный кус.
– Да, да, я знаю. Покажи мне другую причину, и я в неё поверю. Но у каждого, кто бывал в этом Богом проклятом месте, всё шло не так. Необъяснимым образом. И, если уж на то пошло, мы ничем не отличаемся от других. Просто у нас игрушки поновее, вот и всё.
Малин ни разу не слышал, чтобы Вопнер так говорил.
– Что на тебя нашло? – спросил он.
– Да ничего на меня не нашло! Священник всё мне объяснил. Вчера я столкнулся с ним на почте.
Так-так, значит, Клэй уже разговаривает с сотрудниками «Талассы», пытается распространить свой яд, – подумал Хатч, поражённый мощью своей ярости. – Он как заноза. Кто-то должен выдавить его, как гнойник.
Эти мысли прервало появление Сен-Джона в дверях.
– Так вот вы где, – сказал он, обращаясь к доктору.
Хатч посмотрел на него. Сегодня историк оказался одет в причудливую комбинацию грязных резиновых сапог, старого пиджака и клеёнчатого плаща. Грудь историка вздымалась от напряжения.
– Что случилось? – спросил Малин, инстинктивно выпрямляясь.
Он ожидал услышать, что произошёл ещё один несчастный случай.
– Да нет, ничего серьёзного, – ответил Сен-Джон, застенчиво разглаживая козырёк кепки. – Изобель отправила меня, чтобы привести к нашим раскопкам.
– «Нашим раскопкам»?
– Да. Вы же, наверное, в курсе, что я помогаю Изобель в раскопках лагеря пиратов.
Изобель то, Изобель сё. Хатч вдруг понял, что его раздражает такое фамильярное отношение историка к Бонтьер.
Сен-Джон повернулся к Вопнеру.
– Программа закончила работу на компьютере «Цербера»?
Тот кивнул.
– Никаких ошибок. Успеха тоже нет.
– Ну тогда, Керри, у нас нет иного выбора, кроме как…
– Я не собираюсь переписывать программу для взлома полиалфавитного кода! – воскликнул Вопнер, легонько пиная компьютерную плату. – Слишком много работы впустую. В этом случае нам просто не хватит времени.
– Одну секунду, – вмешался Хатч, пытаясь смягчить аргумент ещё до того, как произнести его вслух. – Сен-Джон рассказал мне о полиалфавитных шифрах.
– Значит, он зазря сотрясал воздух, – ответил Вопнер. – Они вошли в моду лишь к концу девятнадцатого столетия. Считалось, что в них слишком легко ошибиться, что с ними медленно работать. А кроме того – где бы Макаллан спрятал все свои кодовые таблицы? Он же не мог удержать в памяти последовательности в сотни букв.