И качестве средства показа флага процессия оказалась оцененной не очень высоко. Гражданское население было aficionados[26] похорон. Местным жителям нравилось более непосредственное и более очевидное горе. А что касается парадного строевого марша, то он оказался для них чем-то таким, чего в этой английской колонии никогда не видывали. Покрытый флагом гроб плавно опустили в могилу и засыпали землей. Два алебардиста упали в обморок. Их оставили лежать на земле.
Когда все закончилось, Сарам-Смит, искренне растроганный, сказал:
– Как все равно похороны генерала сэра Джона Мура в Ла-Корунье.
– Уж не скажешь ли ты еще, что как похороны герцога Веллингтонского в Сент-Поле? – сказал де Сауза.
– Пожалуй, сказал бы.
Подполковник Тиккеридж спросил начальника штаба:
– Следует ли нам собрать деньги для какого-нибудь памятника на могилу или что-нибудь в этом роде?
– Я полагаю, что об этом позаботятся его родственники в Англии.
– Они богаты?
– Да, по-моему, очень богаты. К тому же ортодоксальной англиканской веры. Может быть, они захотят поставить здесь что-нибудь особенное.
– Оба «дядюшки» оставили нас в один и тот же день.
– Смешно, но я только что подумал о том же.
Часть пятая
«Эпторп умиротворенный»
1
Небо над Лондоном было чудесного оранжево-багрового цвета, словно дюжина тропических солнц одновременно садилась по всему горизонту; сходились и расходились, шаря по небу, лучи прожекторов; то тут, то там возникали и расплывались черные облачка разрывов; время от времени от яркой вспышки на мгновение застывало ровное зарево пожаров. Всюду, как бенгальские огни, сверкали трассирующие снаряды.
– Настоящий Тернер! – восторженно воскликнул Гай Краучбек; ему впервые пришлось наблюдать такое зрелище.
– Скорее Джон Мартин, – заметил Йэн Килбэннок.
– Нет, – твердо возразил Гай. Не хватает еще, чтобы этот бывший журналист поправлял его в вопросах искусства. – Уж никак не Мартин. Линия горизонта слишком низкая. Да и цветовая гамма не такая богатая.
Они стояли в начале Сент-Джеймс-стрит. Невдалеке ярко пылал клуб «Черепаха». От Пиккадилли до дворца, искаженные в свете пожара, карикатурно вырисовывались фасады домов.
– Во всяком случае, здесь слишком шумно для обсуждения высоких материй.
В близлежащих парках гремели орудия. Где-то в направлении вокзала Виктория с грохотом разорвалась серия бомб.
На тротуаре против «Черепахи» группа начинающих писателей в форме пожарников направляла слабую струйку воды в комнату для утреннего отдыха.
В памяти Гая на мгновение возникла страстная суббота в Даунсайде: ранние утренние часы мартовских дней времен отрочества, широко раскрытые двери в незаконченной пристройке аббатства, половина школы кашляет, полощется на ветру белье, пылает жаровня, а священник с кропильницей, как ни странно, благословляет огонь водой.
– Это всегда был неважный клуб, – заметил Йэн. – Мой отец состоял в нем.
Он чиркнул спичкой и прикурил погасшую сигару; тут же, где-то на уровне их колен, раздался возглас: «Погасить огонь!»
– Нелепое требование, – буркнул Йэн.
Они взглянули через ограду и увидели в глубине палисадника каску с буквами «Г.П.О.» – гражданская противовоздушная оборона.
– В укрытие! – скомандовал голос.
Пронзительный свист, казалось, прямо над головой, глухой удар, разбросавший осколки брусчатки у самых ног, огромная белая вспышка к северу от Пиккадилли, сильная взрывная волна – и уцелевшие оконные стекла на верхних этажах разлетелись по улице смертоносными осколками.
– А ты знаешь, пожалуй, он прав, – сказал Йэн. – Давай-ка лучше предоставим это дело гражданским.
Оба офицера проворно взбежали по ступеням «Беллами». Когда они достигли двери, гул моторов стал постепенно замирать и стих; полуночное безмолвие нарушал только треск пламени в «Черепахе».
– Веселенькое зрелище, – сказал Гай.
– Да, тебе это в новинку. А когда такое повторяется каждую ночь, то надоедает. К тому же это довольно опасно, когда по всему городу гоняют пожарные и санитарные машины. Эх, уехать бы в отпуск в Африку! Но разве мой проклятый маршал авиации отпустит? Кажется, он ко мне здорово привязался.
– Ты тут ни при чем. Этого никак нельзя было ожидать.
– Да, никак.
В вестибюле их приветствовал с наигранной радостью ночной швейцар Джоуб. Он уже успел приложиться к бутылке. Его уединенный пост, окруженный зеркальными стеклами, был небезопасным местом. Никто в эти дни не ворчал на него за распущенность. Сегодня он играл, грубо переигрывая, роль театрального дворецкого.