– Да хоть весь Пэгглхэм, милорд, – отозвался Крачли с неожиданным воодушевлением. – Я с большим удовольствием…
– Фрэнк, – радостно подхватила мисс Твиттертон, – все знает про технику!
Несчастный Крачли, готовый взорваться, поймал взгляд Питера и смущенно улыбнулся.
– Хорошо, – сказал лорд Питер. – Мы это скоро обсудим. А пока продолжайте делать то, что вы делаете по средам.
Тут садовник с благодарностью сбежал, а Гарриет подумала, что учительская привычка делать замечания вошла в кровь мисс Твиттертон, а ничто так не раздражает мужчин, как смесь укоров и похвал.
Скрип калитки вдалеке и шаги по дорожке нарушили тишину, воцарившуюся после ухода Крачли.
– Может быть, – проговорила мисс Твиттертон, – это дядя идет.
– Я очень надеюсь, – сказал Питер, – что это не какой-нибудь ушлый репортер.
– Нет, – возразила Гарриет, подбегая к окну. – Это викарий, он пришел с визитом.
– О, наш дорогой викарий! Может быть, он что-то знает.
– А! – сказал мистер Паффет.
– Великолепно, – отозвался Питер. – Я коллекционирую викариев. – Он присоединился к Гарриет на ее наблюдательном посту. – Весьма крупный экземпляр, шесть футов четыре дюйма или около того, близорукий, заядлый садовник, музыкален, курит трубку..
– Боже мой! – воскликнула мисс Твиттертон. – Вы знакомы с мистером Гудакром?
– Неряшлив, жена едва сводит концы с концами на его жалованье; продукт одного из старейших учебных заведений, урожай 1890 года – Оксфорд, я думаю, но все же не Кибл[84], хотя он настолько близок по взглядам к Высокой церкви, насколько ему позволяют прихожане[85].
– Он тебя услышит, – сказала Гарриет, когда преподобный джентльмен выдернул нос из середины куста георгинов и направил неуверенный взгляд сквозь очки в окно гостиной. – Насколько я помню викария, ты прав. Но почему Высокая церковь?
– Римское облачение и брелок на цепочке указывают ввысь. Вы знаете мои методы, Ватсон. Но пачка нотных листов с Te Deum под мышкой намекает, что на утрене поют, как принято в Официальной церкви, кроме того, хотя мы слышали, как на церкви пробило восемь, никто не звонил к ежедневной службе.
– Как тебе удается обо всем этом думать, Питер!
– Прошу прощения, – сказал ее муж, слегка покраснев. – Я не могу не замечать такие вещи, чем бы я ни был занят.
– Час от часу не легче! – ответила его леди. – Это шокировало бы даже миссис Шенди[86].
А мисс Твиттертон, совершенно сбитая с толку, поспешила объяснить:
– Ну конечно же, сегодня вечером занятия хора. По средам, знаете ли. Всегда по средам. Он несет ноты в церковь.
– Конечно, все так и есть, – с облегчением согласился Питер. – По средам всегда занятия хора. Quod semper, quod ubique, quod ab omnibus[87]. Ничего не меняется в английской глубинке. Гарриет, ты исключительно удачно выбрала дом для медового месяца. Я чувствую себя на двадцать лет моложе.
Он поспешно отошел от окна, поскольку викарий уже подходил к дому, и с выражением продекламировал:
– Сколь прекрасен дом в деревне, с древней сажей дымоход, и, венчая радость утра, глядь, викарий к нам идет![88] Вам это может показаться странным, мисс Твиттертон, но я тоже орал стишки из Мондера и Гарретта[89], уставясь в шею дочери кузнеца, когда пел в деревенском хоре, и призывал укротить зверя в тростнике, стадо волов среди тельцов народов[90], в собственной оригинальной аранжировке.
– Ох! – покачал головой мистер Паффет. – Неуклеписто там про тельцов народов.
Он неуверенно пошел к камину, как будто слово “сажа” задело в нем какую-то струну. Викарий скрылся из виду, взойдя на крыльцо.
– Дорогой, – сказала Гарриет, – мисс Твиттертон подумает, что мы оба сошли с ума, а мистер Паффет уже в этом уверен.
– Нет-нет, м’леди, – возразил мистер Паффет, – не сошли с ума, а просто счастливы. Знамо дело.
– Как мужчина мужчину, Паффет, – сказал Питер, – благодарю вас за эти добрые и прочувствованные слова. Кстати, а куда вы ездили на медовый месяц?
– Эрн-Бэй[91], м’лорд, – ответил Паффет.
– Боже мой! Да там Джордж Джозеф Смит убил свою первую “невесту в ванне”[92]. А мы об этом и не подумали! Гарриет…
– Чудовище, – сказала Гарриет, – ничего у тебя не выйдет! Здесь только сидячие ванны.
– Вот-вот! – воскликнула мисс Твиттертон, ухватившись за единственное слово в разговоре, в котором был хоть какой-то смысл. – Я всегда говорила дяде, чтобы он поставил ванну.
Прежде чем Питер мог предъявить дальнейшие доказательства сумасшествия, Бантер милостиво объявил:
– Преподобный Саймон Гудакр.
Викарий, худой, пожилой, гладко выбритый, с кисетом, выпирающим из растянутого кармана его “церковно-серого” костюма, и с большой, аккуратно заштопанной треугольной дырой на левой брючине, приближался к ним с видом спокойной уверенности, которую духовный сан добавляет к природной скромности. Его внимательный взгляд выделил из представшей перед ним группы мисс Твиттертон, и он одарил ее сердечным рукопожатием, одновременно поприветствовав мистера Паффета кивком и радостно проговорив: “Доброе утро, Том!”
– Доброе утро, мистер Гудакр, – печально прочирикала в ответ мисс Твиттертон. – Ужас, ужас! Вам сказали?..
– Да, в самом деле, – протянул викарий. – Вот так неожиданность! – Он поправил очки, неуверенно оглянулся и обратился к Питеру: – Извините за вторжение. Как я понимаю, мистер Ноукс… мм…
– Доброе утро, сэр, – сказал Питер, чувствуя, что лучше представиться самому, чем ждать, пока его представит мисс Твиттертон. – Рад вас видеть. Меня зовут Уимзи. Моя жена.
– Простите, у нас тут все кувырком, – добавила Гарриет.
Мистер Гудакр, подумала она, не слишком изменился за последние семнадцать лет. Он немного поседел, немного похудел, костюм немного растянулся на плечах и коленях, но по существу это был тот же мистер Гудакр, которого она с отцом иногда встречала, посещая больных в Пэгглхэме. Было ясно, что ее он совершенно не узнал, но, блуждая среди одних неизвестных, его взгляд зацепился за кое-что знакомое – старый темно-синий блейзер Питера с эмблемой оксфордского крикетного клуба на нагрудном кармане.
– В Оксфорде учились, я вижу, – радостно проговорил викарий, как будто это избавляло от всякой необходимости дальнейшей идентификации.
– Бэйлиол, сэр, – сказал Питер.
– Модлин, – ответил мистер Гудакр, не подозревая о том, что, скажи он “Кибл”, и репутация собеседника была бы погублена. Он снова пожал руку Питеру. – Боже мой! Уимзи из Бэйлиола. Откуда я вас?..
– Крикет, наверное, – любезно предположил Питер.
– Да, – сказал викарий, – да-да. Крикет и… Ой, Фрэнк! Я тебе мешаю?
Крачли, деловито заходя со стремянкой и лейкой, сказал “Нет, сэр, нисколько” тоном, который значил “Да, сэр, очень мешаете”. Викарий торопливо отступил.
– Садитесь, пожалуйста, сэр, – сказал Питер, расчехлив уголок деревянного дивана.
– Спасибо, спасибо, – поблагодарил мистер Гудакр, в то время как стремянку ставили в точности на то место, где он только что стоял. – Мне не следовало бы тратить ваше время. Крикет, конечно, и.
– Боюсь, что я уже перешел в категорию ветеранов, – сказал Питер, покачав головой. Но отвлечь викария было не так-то легко.
– Было что-то еще. Прошу прощения, я не запомнил, что говорил ваш слуга. Вы не лорд Питер Уимзи?
– Да, это мой титул. Невзрачная вещица, но собственно мне принадлежащая[93].
– Не может быть! – воскликнул мистер Гудакр. – Конечно, конечно. Лорд Питер Уимзи – крикет и криминалистика! Подумать только, какая честь. Мы с женой только на днях читали в газете заметку – очень увлекательную – о вашем детективном опыте.
84
85
Высокой церковью называют извод англиканства, максимально приближенный по обрядам к католичеству. Прихожане английской деревушки могли не одобрять слишком пышные обряды.
86
88
Это явно пародийное стихотворение принадлежит перу Мюриэл Сент-Клер Бирн, в соавторстве с которой Дороти Сэйерс написала пьесу. Источник пародии неизвестен.
89
Издатели “Методистского журнала трезвости”, в котором публиковались различные христианские песенки.
90
Лорд Питер цитирует утреннюю молитву (псалом 68, стих 30, в русской Библии псалом 67, стих 31) в версии Книги общей молитвы:
“Укроти зверя в тростнике, стадо волов среди тельцов народов, хвалящихся слитками серебра; рассыпь народы, желающие браней”.
92
93
Чуть измененная цитата из комедии У. Шекспира “Как вам это понравится”, акт V сцена 4. Перевод с англ. П. Вейнберга.