Зин отступил от Антроса, перешел дорогу и остановился, глядя на белые башни. В его словах зазвучала пламенная страсть, отточенная десятилетиями проповедей. Даже Рацел отвлекся от начертания рун, чтобы понаблюдать за представлением.
— Когда Император прибыл сюда, — заговорил Зин, — планету называли иначе. Я не осмелюсь произнести это ужасное имя, поэтому скажу лишь, что сей мир походил на погруженную во мрак преисподнюю, обитель идолопоклонничества и почитания ложных богов. Скверна проникла в души его обитателей. Они обратились против Императора и Его миссионеров, обрушили на них проклятия и воззвали к созданиям, что обитают в бездне меж миров. Даже сам Бог-Император не мог очистить от грехов неверующие народы и потому приказал слуге Своему, лунному волку по имени Луперкаль, сойти с небес и присматривать за дьяволопоклонниками, пока Владыка Людей не сотворит оружие столь грозное, что оно вытянет саму тьму из их сердец и сделает их бессильными. Пока Луперкаль преследовал вероломных культистов, Бог-Император сошел под землю и начал поедать расплавленное ядро мира. Сто дней поглощал Он пламя, и все это время с костей Его сползала плоть, пока в итоге от Него не осталась лишь искра божественной силы, сверкающая во тьме, немыслимой для взглядов смертных. И на сотый день он вышел и изрыгнул меч, выкованный в сердце планеты. Бог-Император восстал, переродившись в огне, воздел над головой меч и обратился с повелением к грозовым небесам.
Зин показал дрожащим пальцем на ближайшую костяную башню:
— И планета покорилась! Из недр мира явилось великое знамение его могущества, бесчисленные клинки, длинные, словно горы, созданные из костей всех когда-либо умерших неверующих. — Переполняемый восторгом, Зин умолк на мгновение, а затем продолжил: — Священные клинки вырастали до самых облаков, отнимая силы у ведьм и чернокнижников, и еретики безмерно корчились от такой кары. Одни нарекли те клинки Скорбными башнями, другие же назвали их Кающимися Древами, однако все увидели в них воплощение гнева Бога-Императора. Затем столбы исторгли впитанные чары и направили их в клинок, выкованный Императором в недрах мира.
Из-за одышки исповеднику пришлось сделать паузу.
— И тогда народ мира сего узрел истину впервые за долгие века. Морок рассеялся, и прояснились глаза еретиков, и пали они на колени. Перед Кающимися Древами принесли они великую нерушимую клятву, нареченную ими Обетом. В тот день Бог-Император узрел чудо — Его клинок породил народ набожнее всех прочих, и потому Он дал миру сему другое, более подходящее имя — Дивинус[10] Прим.
— И что это был за обет? — спросил Антрос, заставив себя смотреть не на исполинские обелиски, а на фанатичного жреца.
В тот же миг страсть исчезла из глаз Зина. Исповедник, которого вопрос явно застал врасплох, даже покачнулся. Выражение его лица мгновенно переменилось, ярый пыл сменился чем-то похожим на стыд. Перемена была столь резкой, что Луций едва не рассмеялся от изумления. Он счел, что обет как-то связан с тем, о чем Зин так тщательно умалчивал, — с Окаменелым мечом.
Когда исповедник заговорил вновь, голос его звучал приглушенно и нерешительно.
— Они поклялись защищать этот мир до…
— До чего? — спросил Мефистон.
Никто не слышал, как вернулся старший библиарий, и исповедник вздрогнул от неожиданности.
Рацел поднялся на ноги, оставив руны, и поприветствовал Властелина Смерти.
— До дня гнева, — ответил Зин, сделав глубокий вдох и пытаясь скрыть изумление. — Когда и верующие, и еретики обретут справедливую награду.
Мефистон собирался было надавить на жреца, чтобы узнать больше, но потом кивнул и показал рукой по дороге туда, где с болтерами наготове сомкнутыми рядами шли космодесантники тактических отделений.
— Впереди нас люди, — сказал старший библиарий, — я слышу их молитвы. До них не дольше часу, но их голоса становятся тише. Если мы хотим встретить их, надо отправляться сейчас. — Он посмотрел на Рацела. — Закончи свой труд, Гай. Запечатай разлом и отправляйся за нами, как только сможешь.
Затем он положил руку на плечо Зина:
— Пойдем со мной, исповедник. Расскажи мне больше о географии этого мира.
Старший библиарий двинулся по дороге; вздрогнув, Зин поспешил за ним. На его лице застыла гримаса, делавшая его похожим на пристыженного отцом толстого ребенка.
— Интересное прошлое у этого мира, а? — сказал Антрос, покосившись на Рацела, когда Властелин Смерти и исповедник ушли. — Странно, что эти призванные колдовством башни так напоминают костницы из других миров — обычные захоронения местных жителей.