Наступление на кулака в январе 1928 г., давшее сигнал новому витку насилия, явилось способом решения задач, поставленных властью. Не случайно, по словам одного из секретарей Сибкрайкома ВКП(б) Р.Я. Кисиса, «значительная часть деревенских ячеек в начале кампании просто растерялась, оказалась на распутье, сразу не поняла, в чем дело: не то военный коммунизм вводится, возвращаются времена разверстки, не то мы идем на расширение нэпа в деревне». Дальнейшие слова Кисиса свидетельствовали о мере его понимания происходящего: «Оказалось, что это есть усиление нашего регулирования и планирования, нашего экономического воздействия на деревню, в меру роста наших социалистических командных высот как основных рычагов этого планирования»[1011]13. Наивное «оказалось» упирается здесь в два существенных слова «усиление» и «командных». Эти слова из приказов «сверху» на своем примитивном уровне функционеры сталинской власти – от местных секретарей до членов Политбюро – понимали вполне адекватно.
Последующие шаги в этом направлении известны – ноябрьский 1929 г. пленум ЦК принял решение о развертывании сплошной коллективизации и на ее основе ликвидации кулачества как класса; 27 декабря 1929 г. на конференции аграрников-марксистов Сталин публично провозгласил лозунг перехода от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса; 5 января 1930 г. появляется постановление ЦК ВКП(б) о темпе коллективизации; 30 января – постановление Политбюро «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» и призыв проводить политику ликвидации кулачества как класса «со всей той настойчивостью и последовательностью, на которую только способны большевики»[1012]14.
Трагедия крестьянства, ставшего жертвой насилия со стороны власти, к настоящему времени достаточно подробно описана в литературе. В борьбе с крестьянством оттачивалась сталинская практика выделения «категорий» и «квот» на репрессии. Все хозяйства, которые были определены как кулацкие, подразделялись на три категории: кулаки 1-й категории, так называемый контрреволюционный актив, направлялись в основном в тюрьмы и лагеря, а члены семей выселялись в отдаленные районы. Еще до этого постановления многие кулаки были отправлены в лагеря по постановлению СНК РСФСР от 19 ноября 1929 г. По 1-й категории для Сибири устанавливалась квота в 5–6 тыс. человек, Украины – 15 тыс., Казахстана – 5–6 тыс., Северного Кавказа и Дагестана – 6–8 тыс., Центрально-Черноземной области – 3–5 тыс., Средней Волги – 3–4 тыс., Нижней Волги – 4–6 тыс., Белоруссии – 4–5 тыс., Урала – 4–5 тыс., т.е. 50–60 тыс. человек. Кулаки 2-й категории – крупные кулаки и бывшие полупомещики выселялись вместе с семьями в отдаленные районы страны, составив слой так называемых спецпереселенцев. Первоначальная разнарядка для Сибири была определена в 25 тыс. семей, Украины – 30–35 тыс., Северного Кавказа и Дагестана – 20 тыс., Казахстана – 10–15 тыс., Центрально-Черноземной области – 10–15 тыс., Дальневосточного края – 4 тыс. Кулаки 3-й категории также после раскулачивания изгонялись из родной деревни и расселялись в пределах района на необжитых землях. В дальнейшем эти «квоты» неоднократно пересматривались в сторону увеличения[1013]15.
Репрессии против кулачества позволили в короткий срок создать, а вернее, как говорил Сталин, «насадить» колхозы. Репрессии не только разрешили проблему создания неделимых фондов колхозов – основу их составила конфискованная у кулаков недвижимость, но и ускорили вступление остальных крестьян в колхозы. «...Зачем же долго возиться с крестьянином? – говорил 20 февраля 1930 г. на собрании партийной ячейки Института красной профессуры С.И. Сырцов (в это время уже председатель СНК РСФСР). – Намекни ему насчет Соловков, насчет того, что его со снабжения снимут, или заставь голосовать по принципу "кто за коллективизацию, тот – за Советскую власть, кто против коллективизации, тот – против Советской власти"»[1014]16. Колхозы теперь полностью подчинялись государству и, несмотря на хаос, текучесть кадров, бесхозяйственность и т.п., беспрекословно сдавали хлеб государству по символическим ценам, в 10–12 раз ниже рыночных. Хлеб вывозился из страны за границу даже в голодные 1932–1933 гг. Деньги, полученные от продажи хлеба, шли не только на покупку станков, но и новейших видов вооружения. В 1933 г. в одной Италии СССР закупил вооружения на сумму в один млрд. лир[1015]17.
Однако насилие власти по отношению к крестьянству в начале 30-х гг. выразилось не только в широко известных постановлениях о темпе коллективизации и ликвидации кулачества как класса. Все действия власти того времени являлись чрезвычайными, основывались не просто на принуждении, а на прямом насилии. Т.П. Коржихина поставила в этот ряд постановления ЦИК и СНК 1930–1932 гг. о борьбе со спекуляцией, о налогообложении кулаков, об ответственности за порчу сельхозтехники, о недоброкачественном ремонте подвижного состава и нарушении правил движения, о хищении почтовых отправлений и многие другие. Это и знаменитый закон от 7 августа 1932 г. «о пяти колосках» (о хищениях государственного, колхозного и кооперативного имущества), по которому только в течение первых пяти месяцев его применения в стране было осуждено 54 646 человек, из них 2 110 – к высшей мере наказания. Все перечисленные постановления заканчивались, как правило, словами о том, что ЦИКам республик предлагается дополнить свои уголовные кодексы новыми статьями, предусматривавшими в качестве меры наказания штрафы или лишение свободы на срок от 3 до 10 лет или высшую меру социальной защиты (расстрел) с конфискацией имущества. В этом же ряду находится и постановление ЦИК и СНК от 27 декабря 1932 г. о введении паспортной системы, обязательной прописке паспортов и образовании Главного управления рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ, которое обязано было установить паспортный режим для очистки городов «от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов»[1016]18.
Надо сказать, что сталинская власть действовала с размахом. Только в течение зимы – лета 1933 г. в северных районах Западной Сибири предполагалось расселить новый контингент переселенцев численностью в один миллион человек. Правда, в этом случае она натолкнулась на протест местных властей, которые были готовы принять только около 300 тыс. человек[1017]19.
В предыдущей главе уже говорилось о том, что каждая хлебозаготовительная кампания в 1930-е гг. превращалась в боевую операцию. Особенно выделялись хлебозаготовки 1932/33 гг. Телеграмму Сталина серии «Г» от 9 ноября 1932 г., в которой излагалось решение Северокавказского крайкома ВКП(б), принятое по директиве ЦК о хлебозаготовках и севе на Кубани, и решение ЦК и ЦКК ВКП(б) о чистке сельских парторганизаций на Северном Кавказе, получили в числе других первый секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р.И. Эйхе и председатель крайисполкома Ф.П. Грядинский. В телеграмме предлагалось заносить на «черную доску» села «за явный срыв плана по севу и хлебозаготовкам, а в отношении этих станиц применять такие меры, как а) немедленное прекращение подвоза товаров и полное прекращение кооперативной и государственной торговли на месте и вывоз из кооперативных лавок всех наличных товаров; б) полное запрещение колхозной торговли как для колхозов, колхозников, так и единоличников; в) прекращение всякого рода кредитования и досрочное взыскание кредитов и других финансовых обязательств; г) проверка и очистка колхозных, кооперативных и государственных аппаратов органами РКИ от всякого рода чуждых и враждебных элементов; д) изъятие органами ОГПУ контрреволюционных элементов, организаторов саботажа хлебозаготовок и сева и т.д. и т.п.»[1018]20.
1011
13 Пленум Сибирского краевого комитета ВКП(б) 3–7 марта 1928 г. Стеногр. отчет. Новосибирск, 1928. С. 95.
1013
15 Кириллов В. Законодательное обеспечение репрессивной политики советского государства в период 1920–50-х годов // Карта (российский независимый исторический и правозащитный журнал). Рязань, 1995. № 7–8. С. 82; Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1994. С. 64–65; Папков С.А. Сталинский террор в Сибири. 1928 – 1941. Новосибирск, 1997. С. 35-36.
1015
17 Бушуева Т.С. Военные приготовления СССР в 1920 – 40 годах: новые архивные документы // 1939–1945. 1 сентября – 9 мая. Пятидесятилетие разгрома фашистской Германии в контексте начала Второй мировой войны. Материалы научного семинара (16 апреля 1995 г. – Новосибирск). Новосибирск, 1995. С. 49.
1016
18 Коржихина Т.П. Основные черты административно-командной системы управления // Формирование административно-командной системы (20–30-е годы). М., 1992. С. 160.
1017
19 Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933–1938 гг. Сост. С.А. Красильников и др. Новосибирск, 1994. С. 76.