Процесс массового расширения партии начался вскоре после смерти Ленина. В советской исторической литературе он неразрывно связывался с так называемым ленинским призывом. «Единение трудящихся с партией, их желание продолжить дело Ленина, писали авторы многотомной "Истории КПСС", нашло реальное выражение в массовом стремлении передовых рабочих и крестьян вступить в РКП(б)». И ЦК партии только «одобрил и поддержал массовое стремление рабочих вступить в ряды ленинской партии. Чтобы придать ему организованный характер, пленум ЦК, состоявшийся 29 и 31 января 1924 г., объявил ленинский призыв в партию. Пленум подчеркнул также, что тяга передовых рабочих в партию наблюдалась и в предшествовавший период, на основе чего еще XIII партийная конференция поставила задачу вовлечь в РКП(б) не менее 100 тыс. промышленных рабочих»[298]13. Однако нигде не говорилось ни о том, что этот ленинский призыв был частью политики «диктатуры партии», политики, которая готовилась задолго до XIII конференции, ни о том, что она находилась в прямом противоречии с представлениями Ленина о пролетарской партии.
Подводя итоги ленинского призыва на XIII съезде РКП(б), Молотов признал, что «за последнее время организационные вопросы приобрели исключительное значение»[299]14. А в ответ на заявление Троцкого о том, что никто не предвидел того, что случилось во время ленинского призыва, прямо заявил, что «мы к этому очень серьезно готовились» и что лозунг ленинского призыва «вышел из руководящих органов партии»[300]15.
Вопрос о широком привлечении рабочих в партию остро встал осенью 1923 г. в связи с возникшей оппозицией тогдашнему руководству партии. «Перед партией, говорилось в отчете ЦК за сентябрь-октябрь 1923 г., теперь стоит задача привлечь в свои организации новый слой пролетариев, который уже теперь сочувственным кольцом окружает наши ячейки на заводах и фабриках. Мы имеем такие постановления некоторых организаций промышленных губерний (Иваново-Вознесенск, Нижний Новгород), где проводится широкая кампания по привлечению рабочих в партию, где эта кампания захватывает уже теперь тысячи рабочих. Партия может только приветствовать инициативу этих организаций, и теперь перед нами стоит задача развернуть эту работу в общепартийном масштабе»[301]16. Тогда же на места был направлен циркуляр ЦК за подписью Молотова «Об изучении вопроса приема и исключения рабочих, занятых в производстве». Для начала запрашивалось 26 партийных организаций[302]17. 13 декабря 1923 г. по предложению Сталина Политбюро утвердило решение Оргбюро ЦК от 10 декабря о приеме в партию без прохождения кандидатского стажа[303]18.
И еще один интересный факт. 19 января 1924 г. Орготдел ЦК просил довести до сведения делегатов XI Всероссийского съезда Советов объявление о том, что 21 января 1924 г. в 14 часов в кабинете заведующего Орготделом ЦК И. И. Короткова состоится совещание представителей промышленных районов по вопросам вовлечения в партию рабочих от станка и приближения ячеек к производственной деятельности предприятий[304]19. В тот же день в 18.50 умирает Ленин и объявляется ленинский призыв. Неизбежно возникает мысль о неслучайности такого совпадения. Не было ли все это тщательно спланированной акцией?
Политика массового увеличения численного состава коммунистов имитировала демократизацию партии и выглядела как убедительный ответ на обвинения оппозиции в зажиме внутрипартийной демократии и бюрократическом перерождении партии. Опираясь на факт массового вступления рабочих в партию, ее руководство могло теперь сколько угодно демагогически рассуждать о внутрипартийной демократии, скрывая свои реальные политиканские цели. «Разговоры в речах оппозиционеров о демократии, разглагольствовал Сталин на XIII съезде РКП(б), есть пустая болтовня, а вот когда рабочий класс посылает в партию 200 тыс. новых членов это настоящий демократизм. Наша партия стала выборным органом рабочего класса. Укажите мне другую такую партию. Вы ее не укажете, ибо ее нет еще в природе. Но странное дело, даже такая мощная партия нашим оппозиционерам не нравится. Где же они найдут лучшую партию на земле? Боюсь, как бы в поисках за лучшей им не пришлось перекочевать на Марс»[305]20.
Предостережение Ленина об опасности вступления в партию деклассированных элементов было отброшено новым руководством партии, отброшено простым демагогическим заявлением Зиновьева о том, что «процесс деклассирования и распыления рабочего класса, несомненно, прекратился. Улучшился качественный состав пролетариата. Вырос его культурный уровень. Революция подняла в культурном отношении рабочую массу на небывалую высоту». Зиновьев много говорил по этому поводу в своей многозначительной статье «Новые задачи партии», опубликованной в «Правде» 7 ноября 1923 г.
Действительное положение в партийных организациях резко отличалось от пространных речей Г. Зиновьева. По итогам партийной переписи 1922 г., 75,1 % коммунистов имели низшее образование и только 0,6 % высшее[306]21. Петроградская организация, считавшаяся самым передовым отрядом рабочего класса, на деле занимала одно из первых мест среди партийных организаций крупных промышленных центров по отрицательным явлениям. Пьянство, как говорилось в негласном обзоре ГПУ, «продолжалось систематически весь 1922 год, в текущем году непрерывно развивалось до настоящего момента как в городе, так и в уездах. Пьянствовали не только одиночки, но и целые коллективы фабрично-заводских предприятий»[307]22.
Естественно, что положение в провинциальных парторганизациях было еще хуже. Вот, к примеру, характеристика Новониколаевской организации, причем это официальная характеристика, скрывавшая темные стороны жизни. Тем не менее: «Наша организация в подавляющем большинстве крестьянская, не имеющая опыта не только подпольной работы, но и революционного периода. Члены партии, в большинстве вошедшие в 1920 году, до настоящего времени не смогли овладеть в достаточной мере политическими знаниями, благодаря чему иногда оказываются неустойчивыми, подвергаются мелкобуржуазному влиянию (пьянство, хозяйственное обрастание), становятся пассивными и не интересуются партработой»[308]23.
Ленинский призыв, «вышедший из руководящих органов партии», имел с самого начала чисто политиканские цели. «Это будет, говорил Зиновьев, маленькая спасительная "революция" в партии в лучшем смысле этого слова, хорошая "октябрьская" большевистская революция, когда вместо 50 тыс. рабочих от станка мы будем иметь 150 тыс. и когда некоторую часть непролетарских элементов, которые оказались плохими коммунистами, мы попросим очистить наши ряды»[309]24. А цели были вполне определенные: под лозунгом единства партии, т. е. с молчаливого одобрения господствующей фракционной группы борьба с любыми проявлениями инакомыслия и проведение своей групповой политики. Причем, используя резолюцию Х съезда «О единстве партии», эта группа сама обвиняла во фракционности любого, кто осмеливался иметь свое мнение. «Аппарат подавляет всякую мысль под видом фракционности», говорил представитель оппозиции Т. Сапронов на одном из собраний в декабре 1923 г.[310]25 Однако состав правящей фракционной группы в партии постоянно менялся, и вскоре Зиновьев с Каменевым, а затем и Бухарин попали в ловушку, которую сами так активно устраивали Троцкому в 1923-1924 гг.
303
18Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б): Повестки дня заседаний. 1919 – 1952. Каталог. Т. 1. 1919 – 1929. М., 2000. С. 260.