Это положение чрезвычайно важно потому, что было взято руководством страны на вооружение. 27 июня 1927 г. Политбюро поручило А.И. Рыкову «в закрытых заседаниях Совнаркома СССР и РСФСР поставить вопрос о немедленной разработке в наркоматах (каждому по своей линии) мероприятий, способствующих поднятию обороны страны, и мероприятий, обеспечивающих усиленный темп всей работы и быстрое устранение наиболее существенных недочетов, особенно нетерпимых в настоящих условиях». Совет Труда и Обороны (СТО), его Распорядительные заседания (РЗ СТО) стали тем государственным органом, который координировал всю мобилизационную работу. Ему подчинялись Реввоенсовет (РВС) и Госплан СССР. РВС должен был заниматься разработкой планов ведения войны, подготовкой заданий всем наркоматам по обеспечению мобилизации РККА, увязкой и объединением мобилизационных планов административных (НКВД, НКпрос, НКЮ, НКИД, НКздрав) и хозяйственных (ВСНХ, НКПС, НКторг, НКФ, НКПиТ, НКтруд, НКзем) наркоматов. В задачу Госплана входила увязка перспективных планов развития вооруженных сил с общим перспективным планом развития народного хозяйства СССР на случай войны, объединение мобилизационных планов наркоматов в единый мобилизационный план СССР[720]8.
По счастливой случайности, в Государственном архиве Новосибирской области сохранился отрывок из речи Ф.П. Грядинского, с которой он выступал после XVII партийной конференции (более точно документ датировать невозможно) на курсах сотрудников мобилизационных отделов. В своей речи Грядинский рассказал о сути и назначении общего мобилизационного плана страны в той мере, в какой он сам был посвящен в этот план как председатель Западно-Сибирского крайисполкома Советов. «У нас, – делился Грядинский со своими слушателями, – недостаточна сеть людей, которые знали бы, что такое точный военный план, как и с кем его увязывать и какого порядка нужно вести работу, чтобы этот план увязать с растущим хозяйством. Ваши курсы собрали наиболее квалифицированный состав наших работников... перед вашими курсами поставлена задача добиться того, чтобы сделать вас более квалифицированными в части развертывания мобилизационной работы по отдельным отраслям нашего хозяйства...
Наш мобилизационный план не может быть помещен в газетах, в этом большая сложность работы, и поэтому нам необходимо иметь таких людей, для которых мобилизационный план являлся бы газетой, которые знали бы этот план ежедневно. Поэтому те люди, которые призваны руководить, должны знать не только свою обязанность, но они должны к моменту войны подготовить себе помощников по более детальному плану. Если мы сегодня имеем практические задания по всем отраслям нашего хозяйства, то эти практические задачи мы заставляем вложить в определенную программу, уложенную в мирную программу работ, чтобы ее можно было бы из мирной превратить в военную и из военной в мирную. Вы и являетесь тем кадром хозяйственных единиц, который сейчас в Сибири станет основным элементом нашего военного хозяйства. Для этого нужно воспитывать людей на мобилизационном плане и вы должны получить в этой области соответствующую квалификацию» (выделено мною. – И.П.).
Откровения Грядинского чрезвычайно важны, так как они приоткрывают завесу над общим замыслом сталинского руководства – не просто создать военную промышленность, а создать ее под видом мирной промышленности, т.е. страна должна была постоянно находиться в состоянии мобилизационной готовности. Если мирная промышленность рассматривалась лишь как обратная сторона промышленности военной, то что тогда стоят расчеты экономистов и историков, пытавшихся определить масштаб военного производства в СССР, особенно накануне Второй мировой войны!
Грядинский поделился и общим замыслом создания такого типа хозяйства: «Тогда мы с вами сумеем, имея точный мобилизационный план к моменту войны, все наше хозяйство сделать военным хозяйством, обслуживающим задачи войны, и провести с большим успехом тот маневр, который решает война, т.е. маневр организации подготовки к войне. Вы приложите все силы и для того, чтобы в краткий срок свои знания увеличить и сами на основе этого знания воспитать кадры мобилизационных работников, понимающих значение мобилизационной работы и тем самым строить социалистическое хозяйство, сейчас его приспособить к задачам социализма, к задачам борьбы против капитализма» (выделено мною. – И.П.). Ключевые слова в последнем отрывке речи – это «социалистическое хозяйство», «социализм» и «борьба против капитализма». Так и понимали представители сталинской власти в 1930-е гг. основное назначение объявленного строительства социализма: «Если хочешь действительно строить социалистическое предприятие, – подчеркнул Грядинский, – должен обязательно учитывать оборону страны... таким образом вся хозяйственная работа тесно увязана с нашим движением против капитализма»[721]9.
Именно программа создания военной промышленности стала основой первого пятилетнего плана. 15 июля 1929 г. было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О состоянии обороны СССР», которое, по указанию Сталина, ввиду его особой секретности должно было храниться «на правах шифра», и специальное постановление Политбюро о военной промышленности[722]10. В отличие от первых вариантов пятилетнего плана строительства вооруженных сил, которые не предусматривали достижения военного превосходства над вероятным противником, Политбюро указало военному ведомству: «По численности – не уступать нашим вероятным противникам на главнейшем театре войны, по технике – быть сильнее противника по двум или трем решающим видам вооружения, а именно – по воздушному флоту, артиллерии и танкам». К концу первой пятилетки планировалось создание 3,5 тыс. самолетов и 5,5 тыс. танков. Одновременно предусматривалось развертывание армии численностью около 3–3,5 млн. человек[723]11. О существовании таких намерений свидетельствует и ряд последующих постановлений Политбюро: «О выполнении танкостроительной программы» от 5 декабря 1929 г., о мобилизационной подготовке промышленности от 15 января 1930 г., «О ходе ликвидации вредительства на предприятиях военной промышленности» от 25 февраля 1930 г., об авиапромышленности от 5 марта 1930 г., о танкостроении от 5 сентября и 30 ноября 1930 г., «О танковой программе» от 20 февраля 1931 г., «О дирижаблестроении» от 20 апреля 1931 г. и др.[724]12 Комиссия Обороны приняла ряд дополнительных постановлений о наращивании армии и ее мощи, включая программу производства 10 тыс. танков в 1932 г.[725]13
Но, как справедливо заметил Н.С. Симонов, в литературе, за исключением мемуаров Г. К. Жукова, значение первых мобилизационных планов развития советской промышленности, вытекающих из постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 июля 1929 г. «О состоянии обороны страны», для основных направлений социально-экономического развития страны в 1930-е годы, как правило, не учитывается. Да и Жуков подчеркивает значение этого постановления только для развития собственно военной промышленности[726]14.
Вместе с тем, общего представления о положении дел не имел и Жуков, о чем свидетельствует следующий отрывок из его не публиковавшихся ранее воспоминаний: «... главные финансовые и материальные усилия по-прежнему сосредоточивались на мероприятиях социалистического строительства – на решениях экономических задач, а на создание военного потенциала – и в первую очередь на быстрейшее развитие военных заводов для усиленного выпуска авиации, танков и другой техники новейшей конструкции особого внимания не уделялось. Нам говорили, что правительство не может удовлетворить требования Наркомата обороны без особого ущерба народному хозяйству, но на это мы пойти не можем. Нам говорили: "... когда будет нужно, мы завалим армию техникой", забывая то, что начало производства техники на заводах для внедрения и освоения ее войсками потребует много-много времени»[727]15.
722
10 РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 7, л. 101-112, 113-121. Постановление ЦК ВКП(б) о состоянии обороны СССР от 15 июля 1929 г. опубликовано в извлечениях // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 4. М., 1970. С. 281-283.
723
11 Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920–1950-е годы. М., 1996. С. 68; Исторический архив. 1998. № 5-6. С. 147-148.
724
12 РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 8, л. 43-46, 85-91, 106-108; д. 9, л. 61, 151; д. 10, л. 24-25 и др.