Тем более не могли знать о положении дел в военной промышленности советские историки, так как все «военные вопросы, а тем более оперативно-стратегического значения решались в Политбюро»[728]16, а постановления по этим вопросам (да и то не по всем, потому что многие решения принимались устно) до последнего времени хранились под грифом «особая папка». Можно привести характерное высказывание С. Орджоникидзе на XVI съезде ВКП(б): «... оборона вне самокритики на съезде. Но одновременно доложу вам, что, когда нам надо было в вопросы обороны влезать с тем, чтобы указать на все имеющиеся недостатки и наметить мероприятия, необходимые для усиления обороноспособности нашей страны, мы на заседаниях Политбюро выкладывали все, что было необходимо для усиления нашей обороноспособности. Работа, проделанная нами в этой области, была, по-моему, значительна»[729]17. На совещании парторгов ЦК военных заводов 14 июля 1935 г., которое состоялось у секретаря ЦК А.А. Андреева, И.П. Павлуновский, тогда начальник Главного военно-морского управления (ГВМУ), признал, что «вся оборонная промышленность секретна»[730]18.
Создание военной промышленности, причем такой, которая позволяла бы «догнать и перегнать экономически передовые страны», Сталин рассматривал как «вопрос жизни и смерти нашего развития». Именно так он ставил и обосновывал «вопрос о быстром темпе развития индустрии» на пленуме ЦК ВКП(б) 19 ноября 1928 г.[731]19 «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет, – говорил он. – Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»[732]20. Для решения этой главной задачи и была провозглашена форсированная индустриализация. Руководители партии могли сколько угодно говорить о необходимости такой индустриализации «для возведения величественного здания социализма», но сами они четко сознавали, какова ее настоящая цель.
Отставание, о котором говорил Сталин, было никак не 100-летним и даже не 50-летним в техническом отношении. А именно это он имел в виду, утрируя отставание. Ведь не социально-экономическое и уж тем более не социокультурное отставание им акцентировалось. В технико-экономическом отношении СССР отставал от развитых стран лет на 15–20, из которых 10 приходились как раз на начальный советский период. Промышленность России бурно развивалась перед Первой мировой войной, о чем неопровержимо свидетельствуют непредвзятые данные Эдмона Тэри, который после посещения некоторых новых российских заводов пришел к выводу, что «они могут выдержать сравнение с самыми хорошо оборудованными предприятиями больших промышленных стран»[733]21. Догнать Европу в техническом-количественном отношении на базе индустриализации царской России было вполне реально, особенно с учетом сталинской способности мобилизации средств для такого дела. Для этого не требовалось даже 8-кратного петровского ускорения. Обошлись трехкратным сталинским, но с какими жертвами! Говоря об отставании от передовых стран на 50–100 лет, Сталин не столько обосновывал ускорение, сколько нагнетал обстановку, задавал наперед и оправдывал «ошибки и недочеты». При этом он, как обычно, не сознавал процессов и явлений, о которых говорил, преследуя лишь собственные цели, лгал и запугивал.
Для решения этой главной задачи нужно было провести огосударствление сельского хозяйства, чтобы заставить крестьянство сдавать государству хлеб в необходимых для него количествах. А хлеб, как говорил Сталин, это «не есть простой товар. Хлеб – не хлопок, который нельзя есть и который нельзя продать всякому. В отличие от хлопка, хлеб в нынешних условиях есть такой товар, который берут все и без которого нельзя существовать. ...хлеб есть валюта валют»[734]22. Этот хлеб, несмотря на тяжелейшее положение в стране в связи с «коллективизацией», сталинская власть продавала на международных рынках по ценам ниже его себестоимости. Именно это обстоятельство стало причиной бойкота советских товаров в США[735]23. А получив валюту, советское правительство руководствовалось только эгоистическими соображениями, размещая заказы на покупку новейшего оборудования для промышленности в капиталистических странах и получая от экономического сотрудничества со странами «враждебного окружения» безусловные политические дивиденды. Эта тема требует специального рассмотрения[736]24.
В начале 1930-х гг. СССР занимал первое место в мире по импорту машин и оборудования: в 1931 г. около 1/3, а в 1932 г. около 1/2 всего мирового экспорта машин и оборудования направлялось в СССР[737]25. Р. Такер привел в своей книге данные из исследования А. Саттона «Западная технология и Советское экономическое развитие. 1930 – 1945 (Стэнфорд, 1971), который выявил 217 соглашений о технической помощи, заключенных между СССР и иностранными фирмами в рассматриваемый период. На их основании сделан вывод о том, что ни одна крупная технология, ни один крупный завод из числа тех, что были тогда созданы, не может рассматриваться как чисто советское достижение[738]26.
Много подтверждений этому выводу имеется в рассекреченных материалах «особой папки» Политбюро. Так, в директиве Политбюро делегации по переговорам об автомобильном заводе с Фордом или во втором случае с Дженерал Моторс, принятой на заседании от 12 ноября 1928 г., ставилось непременное условие подписания договора – «если Форд примет финансовое и техническое участие в организации предприятий по выработке материалов и полуфабрикатов для автомобильного завода, в первую очередь, заводов высококачественной стали и электрооборудования. Заключение договора возможно и в том случае, если комиссия обеспечит участие (техническое и финансовое) в организации этих подсобных предприятий других американских фирм»[739]27. Справедливости ради надо добавить, что советское правительство пыталось при этом «держать лицо». Так, в дополнение к постановлению Политбюро от 25 января 1930 г. «О заказах в Америке», которым предусматривался дополнительный импортный план в 200 млн. долларов к уже принятому плану текущего 1929/30 г., прилагалась специальная директива председателю ВСНХ РСФСР П.А. Богданову, утвержденная Политбюро 30 января 1930 г. Текст ее гласил: «На основании данной директивы Вы должны вступить в переговоры с соответствующими фирмами – поставщиками... никоим образом не вести какие-либо переговоры с правительством Соединенных Штатов или с каким-либо правительственным учреждением...»[740]28.
По договору с ВСНХ, подписанному в начале 1930 г., американская фирма обязалась запроектировать всю советскую тяжелую и легкую промышленность. Иностранные проектировщики, конструкторы, инженеры и техники, квалифицированные рабочие сооружали предприятия первого пятилетнего плана. Фирма известного американского гидростроителя полковника Купера строила Днепрогэс, английская компания Метрополитен-Викерс снабдила оборудованием большинство крупнейших советских электростанций; западные фирмы конструировали, строили, снабжали оборудованием Магнитогорск, Кузнецк, Уралмашзавод и 1-й шарикоподшипниковый завод в Москве (им. Кагановича), автозавод в Нижнем и завод грузовых машин в Ярославле и т.д. и т.п. Историки М. Геллер и А. Некрич, приведшие эти факты в своей книге «Утопия у власти», дополнили их характерными признаниями наркома тяжелой промышленности С. Орджоникидзе в сопоставлении с высказыванием графа С.Ю. Витте. Орджоникидзе: «Наши заводы, наши шахты, наши фабрики теперь вооружены такой прекрасной техникой, которой ни одна страна не имеет... Откуда же мы ее взяли? Мы покупали у американцев, у немцев, у французов, у англичан самые усовершенствованные машины, самые последние достижения мировой техники, и этим вооружили свои предприятия. ...А у них многие заводы и шахты вооружены еще машинами XIX и начала XX века». Витте: «Действительно, какой смысл иностранным государствам давать нам капиталы? ...Зачем создавать своими руками еще более страшного конкурента? Для меня, очевидно, что, давая нам капиталы, иностранные государства совершают политическую ошибку, и мое единственное желание, чтобы их слепота длилась как можно дольше»[741]29.
730
18 РГАСПИ, ф. 17, оп. 120, д. 143, л. 136. Именно засекречивание всех материалов о создании военной промышленности в 1930-е гг. было главной причиной отсутствия историографии по этому вопросу. Лишь в последние годы стали появляться исследования, основанные на архивных документах: Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР...; Щерба А.Н. Военная промышленность Ленинграда в 20 – 30-е годы. СПб., 1999; Мухин М.Ю. Эволюция системы управления советской оборонной промышленностью в 1921–1941 годах и смена приоритетов оборонки // Отечественная история. 2000. № 3; Самуэльсон Л. Красный колосс. Становление военно-промышленного комплекса СССР. 1921 – 1941. М., 2001. Вместе с тем, при всем неоспоримом вкладе этих работ в историографию темы, они явно демонстрируют ограниченность дозволенной на сегодня источниковой базы.
736
24 Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. Фашистский меч ковался в СССР. Красная Армия и Рейхсвер. Тайное сотрудничество, 1922–1923: Неизвестные документы. М., 1992 и др.
737
25 Фонотов А.Г. Россия: от мобилизационного общества к инновационному. М., 1993. С. 134.
741
29 Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза. Лондон, 1989. С. 245. По этому поводу есть следующая запись выступления Сталина на Политбюро в дневнике В.А. Малышева от 26 декабря 1947 г.: «Говоря о том, что машиностроение переживает серьезные трудности, тов. Сталин сказал: "Надо понять, что до войны мы много ценного оборудования ввозили из-за границы. Много заводов было построено на американском и другом оборудовании, например, все тракторные, автомобильные, авиационные заводы, УЗТМ, НКЗМ и др., а теперь нам американцы не дают оборудования"» // «Пройдет десяток лет, и эти встречи не восстановишь уже в памяти». Дневник наркома В.А. Малышева // Источник. 1997. № 5. С. 134.