Герцог Шартрский скорбел чрезвычайно. Отец и сын нежно любили друг друга. Месье был добрейший в мире человек, он ничего не запрещал сыну и ни в чем ему не препятствовал. Смерть Месье затронула не только его сердце, но и интересы: отец, брат короля, придавал ему не только блеск, но и служил оградой, за которой он мог укрываться от короля, а теперь он оказался в полной зависимости от него. Его величие, положение, благосостояние его дома и его самого зависели теперь непосредственно от короля. Посещение двора, соблюдение благоприличий и установленных правил и, что для него было всего тягостней, совершенно иное отношение к своей супруге — вот что отныне определяло, чего ему ждать от короля. Герцогиня Шартрская, хотя Месье относился к ней хорошо, обрадовалась исчезновению преграды между нею и королем — преграды, позволявшей ее мужу обращаться с нею как заблагорассудится; обрадовалась избавлению от обязанности, вынуждавшей ее чаще, чем хотелось бы, отрываться от королевского двора и сопровождать Месье в Париж или Сен-Клу, где она чувствовала себя связанной, словно в чужой стране, среди людей, которых она видела только там и большинство из которых относились к ней неприязненно, и где она была отдана на произвол недоброжелательства и настроений Мадам, вовсе не скрывавшей своих чувств к ней. Теперь она надеялась, что больше ей не придется покидать двор и что Мадам и герцог Шартрский отныне вынуждены будут выказывать ей почтение и внимание, каких она от них доселе не видела.
В большинстве своем двор много потерял от смерти Месье. Ведь это он был его душой, устраивал развлечения, увеселения, а когда уезжал, двор казался безжизненным и застывшим. При всей своей неприязни к иностранным принцам он очень держался за сохранение рангов, привилегий, отличий и, как мог, обрегал их, служа в этом примером. Он любил большой свет, был приветлив, учтив и этим привлекал к себе многих, чему еще способствовало умение, никогда его не оставлявшее, различать людей по тому, чем они являются на самом деле. Своим вниманием и обхождением, более или менее уважительным или небрежным, и речами он неизменно доказывал, что различает людей по рождению, сану, возрасту, заслугам и положению, и всегда делал это со свойственной ему от природы непринужденностью и выработанной легкостью. Его близость обязывала и не умаляла его прирожденного величия, не отталкивая, но и не искушая легкомысленных людей злоупотребить ею. Когда было надо, он делал визиты и посылал своих людей с ними, но у себя давал всем полную свободу, однако так, чтобы от этого ни в чем не умалялись приличия и величественность двора. У своей матери, королевы, он научился умению держать двор, желал, чтобы тот был многолюден, и преуспел в этом. В Пале-Рояле[81] всегда толпился народ.
В Сен-Клу, где собирался его многочисленный двор, было, по правде сказать, много дам, которых, хотя среди них случалось и немало высокородных, в других местах вряд ли принимали бы, а также множество азартных игроков. Удовольствия от всякого рода развлечений, поразительная красота окрестностей, равно как тысячи открытых экипажей, в которых даже самые ленивые могли совершать прогулки, музыка, превосходный стол — все это превращало его дом в величественный и великолепный дворец наслаждений; все это шло без всякого содействия Мадам, которая обедала и ужинала с дамами и Месье, иногда каталась с кем-нибудь в экипаже, но нередко воротила нос от общества, наводя на него к тому же страх своим вздорным и тяжелым характером, а порой и речами; большую же часть дня она проводила в избранном ею кабинете, окна коего находились на высоте десяти футов от земли, а стены были увешаны портретами пфальцских и иных немецких князей, созерцала их и каждый день собственноручно писала письма и сама снимала с них копии, каковых у нее хранились целые тома. Месье, не сумев заставить ее вести себя по-человечески, махнул рукой и в дальнейшем вел себя с нею учтиво, но совершенно ею не интересовался и почти не входил с ней ни в какие отношения. В Сен-Клу он принимал множество людей, приезжавших в послеполуденное время из Парижа или Версаля выразить ему свое почтение, у него постоянно кто-то был с визитом — принцы крови, вельможи, министры, мужчины и женщины; единственно не следовало этого делать проездом, то есть по пути из Парижа в Версаль или из Версаля в Париж. Месье почти всегда задавал такой вопрос и явственно показывал, что не признает таких мимоездных визитов, так что очень немногие сознавались в этом.
81
Дворцовый ансамбль в центре Парижа, возведенный в 1629 г. Ришелье по проекту Жака Лемерсье (1585–1654); в 1643 г. перешел во владение Людовика XIII. При Людовике XIV с 1661 г. стал собственностью Месье, а затем — герцога Шартрского, будущего регента.