– Хорошо, давай по-английски, хотя мне это не нравится. Но мне нравится, что ты, русская, хотя бы стараешься говорить на нашем языке.
«Me gustas» означало «ты мне нравишься», я поняла все без перевода, потому что много раз слышала эту фразу на испанском от моих многочисленных клиентов. Все одобрительно закивали в ответ.
– Сейчас сядь вот сюда и внимательно послушай меня. Это поможет тебе. Не перебивай, если будут вопросы, то спросишь потом. Ясно?
Я утвердительно кивнула головой. Интуитивно я повиновалась ей. Где-то в глубине души кольнуло: ее повелительный тон, неприемлемость возражения и несказанное требование слепого повиновения без прекословий напомнили мне мою жизнь с Эльнаром. Все это было в прошлом, где-то далеко; эмоции по поводу Эльнара как будто заморозились. Я поймала себя на мысли, что не думала про Эльнара с момента, как оказалась в тюрьме. Эти мысли и чувства прилетели на мгновение и растворились в моей нынешней реальности выживания в тюрьме.
Мария начала свой монолог. Ей не хватало только индейской трубки, и она была бы истинной предводительницей какого-нибудь племени ацтеков. А может, она и была.
– Первое, что ты должна сделать, – это принять факт, что ты находишься за решеткой. Судя по тому, что пишут в газетах, ты будешь за решеткой очень долго. Не пытайся бороться с этим – погибнешь в борьбе. Мы всегда поддерживаем тех, кто будет отбывать долгий срок, а у тебя почти полжизни. Второе: хотя время от времени думать о свободном мире нормально, не зацикливайся на нем. Теперь у тебя есть жизнь в тюрьме, а не за пределами тюрьмы. Haz tu tiempo, no dejes que el tiempo te haga! [12]
Это знаменитое выражение – как мантра для заключенного. Я его знала от своих клиентов-наркодилеров, которые не раз мотали в тюрьме долгие сроки.
– Здесь народ очень разный, тебе нужно быть начеку с другими заключенными. Если сама повод не дашь, то никто не будет к тебе приставать. Женщины обычно не дерутся, но они болтают, сплетничают и распускают слухи. Поэтому здесь ничего не утаишь. Они будут болтать и о тебе. Никому не доверяй. Помни одну вещь: не всякий, кто помогает тебе, в реальности твой друг, и не всякий, кто на тебя срет, – твой враг. Все может повернуться самым неожиданным образом. Поэтому у нас говорят: «В тюрьме не бывает друзей. Ты приходишь сюда один и уйдешь отсюда один».
Мне стало не по себе. Чувствовалось, что для Марии тюрьма была домом, и она, по всей вероятности, провела немало лет в этой системе.
– Еще у нас есть лесбиянки. Но беспокоить тебя они не станут. Некоторые попробуют подружиться с тобой, но, что бы там ни было, держись от них подальше! Я хочу, чтобы ты поняла: можно обойтись и без привязок и секса. Занимайся своими делами. А теперь главное, запомни, – тон ее голоса стал жестким, и глаза неестественно сузились. – Здесь у всего есть владелец, поэтому, если оно не принадлежит тебе, у тебя нет причин его трогать. Самое осуждаемое, что ты можешь сделать, – это прикоснуться, украсть, переместить или повредить что-то, что принадлежит другому человеку! – угрожающе, сквозь зубы процедила она.
Я вспомнила, что была поговорка, которую я слышала от своих клиентов, которые отбывали срок в Калифорнии: «Если вы пойдете против течения, вас отшлифуют». Я очень хорошо знала этот закон по своей работе стриптизершей, у нас тоже были такие правила.
– Кроме того, людей, которые не уважают других, обычно быстро приводят в чувства, и есть разные способы сделать это. Будут учить, пока они не научатся уважать границы – свои и других!
Мария сделала многозначительную паузу, глядя в окно, как будто вспоминала какой-то пример, о котором ей не очень было приятно вспоминать. Вздохнула и продолжила:
– Тебя будут уважать и считаться с тобой, если ты будешь занята только своими делами и проблемами.
Она еще раз глубоко вздохнула, как-то встрепенулась и поддерживающе похлопала меня по плечу. На этом работа Марии, похоже, была окончена. Я горячо поблагодарила ее, не стараясь скрывать своей признательности, и она ушла играть в карты за соседний стол.
Так хотелось на воздух! Пусть городской воздух за окном наполнен выхлопными газами, но сейчас, в дико душном и вонючем помещении, он казался подарком судьбы. Наверное, первое, чего мне не хватало в женской тюрьме, это открытого пространства с воздухом. Так ужасно пахло это место. Я пошла в спальную камеру и взобралась на свои нары.
– Дай я покажу тебе, как заправлять постель. Встань!
Ко мне подошла старая, низкого роста коренастая мексиканка.
– Какой срок? – небрежно спросила меня старенькая сокамерница. Как я потом узнала, ее звали миссис Трухио. Пожилых или уважаемых заключенных называли по фамилии и прибавляли приставку «миссис». Остальных называли просто по фамилии, но меня называли Руса [13] или Варитта, что означало «блондинка», или «белая». Она ловко взобралась на верхнюю койку и, как жонглер, застелила мою постель, так что на ней не было ни одной складочки. Чувствовался многолетний опыт застилания тюремной постели.