Нири с подчеркнуто оскорбительным видом занялся своим носом. Уайли впервые был горд своим знакомством с ним.
— Тогда я, пожалуй, дерзну, — сказал следователь, — перейти ко второму вопросу, личности вино… усопшего. Здесь едва ли необходимо подчеркивать, что нас приводит здесь в замешательство та самая черта — а… та… та…
— Трагического происшествия, — сказал доктор Килликрэнки.
— Самая черта трагического происшествия, которая сослужила нам такую добрую службу в вопросе относительно способа смерти. В вопросе о способе смерти. Нам все-таки не следует жаловаться. Как там говорит поэт, Энгус, может, ты помнишь?
— Какой поэт? — сказал доктор Килликрэнки.
— Нет розы без шипов, — сказал следователь. — Я цитирую по памяти, горькой памяти.
— Мистер Клинч, прошу вас.
Бим и Тиклпенни протянули вперед руки с углами. Бим взял саван ин-фолио, ловко свернул его ин-октаво, и оба отступили назад. Самые дорогие друзья пододвинулись поближе к столу, с Селией в центре и по-прежнему чуть впереди.
— По всем статьям, — сказал следователь, — если я могу так выразиться без всякого предубеждения, это была личность, богато наделенная достоинствами, как умственными, так и физическими. Но…
— Вы забываете о нравственных, — произнес с насмешкой доктор Килликрэнки, — и духовных, или, как говорят некоторые, профессиональных.
— Но уцеле…
— С необычайным упорством, — сказал доктор Килликрэнки, — ускользающих от самой тщательной аутопсии.
— Но уцелело ли от них хоть что-то в пламени пожара, — сказал следователь, — это вопрос, который я, со своей стороны, и, я воображаю, никто, кроме принадлежащих к самому близкому кругу, не взялся бы решать. Вот в чем вы могли бы нам помочь.
После этих слов наступила такая тишина, что стал слышен легкий гул холодильников. Все глаза, общим числом семнадцать, бродили среди останков, пересекаясь между собой.
Какое многообразие способов избежать чужого взгляда! Бим и Тиклпенни вместе подняли головы, их глаза встретились во взгляде, одновременно нежном и пылком, они были живы и здоровы и нашли друг друга. Доктор Килликрэнки медленно опускал голову, пока не превратился только в череп, ноги и бороду. Немалой частью своей репутации он был обязан этому дару казаться погруженным в размышления, когда на самом деле его разум был совершенно пуст. Следователь вообще не двинул своей головы, он просто перестал удерживать фокус и — перестал видеть. Нири и Уайли спокойно переключили внимание на другие вещи, предметы обстановки в комнате, на яркую зелень и темную зелень по ту сторону стекла, которые накладывались на голубизну неба. Их отказ от своего права был очевиден. Куперу, которого приводила в замешательство любая мелочь, оказалось достаточно одного быстрого взгляда его единственного глаза. Мисс Кунихан отводила взгляд в сторону и возвращала на место, отводила и возвращала, удивленная и довольная своей твердой закалкой, досадуя, что не осталось ни единого следа того, что было ей знакомо, огорченная тем, что не может воскликнуть в присутствии их всех, указуя перстом в свое оправдание: «Вот он, Мерфи, чьим самым дорогим другом я была». Одна лишь Селия, казалось, была способна отдать вопросу, о котором шла речь, безраздельно все свое внимание, ее глаза продолжали терпеливо, серьезно и пристально двигаться среди останков, много времени спустя после того, как другие перестали смотреть, много времени спустя даже после того, как сама мисс Кунихан отчаялась доказать близость своего с ним знакомства.
Следователь, вздрогнув, очнулся ото сна, где ему привиделись сбитые кегли и сровненные с землей лунки, и сказал:
— Как успехи?
— Не могли бы вы его повернуть? — сказала Селия; это были ее первые слова за полные шестьдесят часов, ее первая просьба за такое долгое время, что она и не помнила.
— Разумеется, — сказал следователь, — хотя, как я понимаю, лучшее вы уже видели.
— Мистер Клинч, — сказал доктор Килликрэнки.
Когда останки были перевернуты, Селия с неожиданно уверенным видом сосредоточила внимание на более отдаленной из обугленных ягодиц и сразу же нашла то, что искала. Она легонько прикоснулась пальцем к этому месту и сказала:
— Здесь у него было большое родимое пятно.
Следователь и Кор. мед. сл. возликовали от такой находки.
— Вне всякого сомнения, — сказал доктор Килликрэнки, — обширная капиллярная ангиома на самом невероятном месте.
— Настоящее пятно, как от портвейна, — сказал следователь. — Фосфоресцирует, никакой ошибки.
Мисс Кунихан расплакалась.
— Я не знала ни про какое пятно, — кричала она, — я не верю, что у него когда-нибудь было такое жуткое пятно, я не верю, что это вообще мой Мерфи, это совсем на него не похоже, я не верю…
— Ну, ну, — сказал Нири. — Ну, ну. Ну, ну.
— Как в своем роде прекрасно, — сказал следователь, — родимое пятно, пятно смерти, я хочу сказать, в каком-то смысле закругляет жизнь, как ты думаешь, полный круг, ты-то знаешь, а, Энгус?
— Ну, ну, — сказал Нири. — Каждый человек не без изъяна.
— Что ж, — сказал следователь, — теперь, когда мы знаем, кто погиб, кто же это?
— Мистер Мерфи, — сказал Нири, — уроженец города Дублина.
— Милый, старый, незабвенный Дублин, — сказал следователь. — Наша единственная родственница по женской линии мирно скончалась в Кумбе, на полтора месяца раньше положенного срока, при Георге Втором. Имя. Ближайшие родственники.
— Никаких, — сказал Нири. — Голландский дядюшка.
— А вы, черт возьми, кто такие? — сказал следователь.
— Самые близкие его друзья, — сказала мисс Кунихан. — Ближайшие-дражайшие друзья.
— Сколько раз вам нужно повторять? — сказал Уайли.
— Откликался он на обращение Мерфи, — сказал следователь, — или только мистер Мерфи?
— Мистер Клинч, — сказал доктор Килликрэнки.
Они накрыли поднос и вынесли его к холодильникам. Нири увидел на столе Клонмашнуа, замок О’Мелэклинов, луг, гряды гор из выветрившихся и размытых пород, соломенную крышу на белом фоне, нечто красное, широкий светлый водоем, Коннот[97].
— А эта юная леди, — сказал следователь, — которая знала его в таких подробностях, в таких благоприятствующих подробностях…
— Мисс Селия Келли, — сказал Нири.
— Шептала ли мисс Келли Мерфи, — сказал следователь, — или мистер Мерфи?
— Будьте прокляты, разрази вас гром, — сказал Нири, — он не был крещен. Какого дьявола вам еще нужно?
— А эта миссис Мер-р-рфи, — сказал доктор Килликрэнки, — кто она такая? И голландский дядюшка?
— Нет никакой миссис Мерфи, — сказал Нири.
— Потуги, — сказал следователь, — на остроумие.
— Мисс Келли стала бы миссис Мерфи, — сказал Нири, — если бы мистеру Мерфи было суждено прожить немного подольше.
— Надо думать, — сказал следователь.
Купер и Уайли подхватили мисс Кунихан.
— Нет, — сказала Селия.
Доктор Килликрэнки с поклоном протянул письмо Селии, которая передала его Нири, который открыл его, прочел, перечитал, постоял в нерешительности, опять прочел и, наконец, сказал:
— С позволения мисс Келли…
— Что-нибудь еще будет? — сказала Селия. — Мне хотелось бы уйти.
— Это может касаться вас, — сказал доктор Килликрэнки, — так как, по-видимому, адресовано вам.
Нири стал читать вслух:
— «В рассмотрении того, как распорядиться моим телом, разумом и душою, я желаю, чтобы они были преданы сожжению, помещены в бумажный мешок и доставлены в театр „Эбби“, Нижняя Эбби-стрит, Дублин, и без задержки прямо в то место, которое великий добрый лорд Честерфильд именовал обителью нужды, где прошли их счастливейшие часы, с правой стороны от входа в партер, и я желаю также, чтобы по их размещении там, была дернута цепочка и спущена вода, если возможно, во время спектакля, и все это исполнено без церемоний и горестного вида».