Усатый умолк, точно ждал аплодисментов. Марианна закатила глаза.
— Сечешь, в чем дилемма? — Усатый все не мог угомониться.
— Может, у Евы был еще один ребенок. Девочка.
— Так, значит, у него был секс с сестрой? — спросил Усатый.
— Ясное дело. В те дни все только этим и занимались. То есть я хотела сказать, Адам и Ева были первыми. Стало быть, и инцест начался давным-давно.
— Нет, — погрозил пальцем Усатый.
— Почему нет?
— Библия запрещает инцест. Ответ может дать только наука. Вот что я хотел сказать. Наука и религия могут сосуществовать. И все описано в теории эволюции Дарвина.
— Как это? — Соломенная Блондинка, похоже, искренне заинтересовалась.
— Сама подумай. Если верить всем этим дарвинистам, от кого мы произошли, а?
— От приматов.
— Правильно. От обезьян или этих, как их, мартышек. Так что в любом случае Каин тут не при делах. Так и блуждает по нашей славной планете неприкаянный. Один-одинешенек. Ты со мной согласна?
Усатый похлопал Марианну по руке, хотел убедиться, что и она слушает внимательно. Та осторожно, как улитка, повернула голову.
«Убрать эти порнографические усы, — подумала она, — и ты был бы еще ничего».
Она пожала плечами:
— Согласна.
— Молодец! — Он улыбнулся и приподнял бровь. — А Каин настоящий мужик, верно?
— Верно, — ввернула Соломенная Блондинка.
— С нормальными мужскими желаниями, правильно?
— Правильно.
— Ну и он бродит себе по земле. Чует свою силу. Он хочет, и это естественно. И вот в один прекрасный день идет он себе по лесу, — снова улыбка, опять поглаживание усов, — и встречает симпатичную обезьянку. Или гориллу. Или орангутанга.
Марианна уставилась на него.
— Ты, никак, шутишь?
— Нет. Ну, сама подумай: из всей обезьяньей семейки Каин выбирает именно ее. Они ведь похожи на людей, верно? Ну и запрыгивает на одну из самочек, сама понимаешь, как это делается. — Усатый для наглядности сложил вместе ладони. — Ну и приматка становится беременной.
— Круто, — пробормотала Соломенная Блондинка.
Марианна отвернулась было к своему бокалу, но мужчина снова похлопал ее по руке.
— Неужели не видишь, в чем фишка? У примата рождается ребенок. Полуобезьяна, получеловек. С виду чистая мартышка, иначе не скажешь, но постепенно, со временем, все больше и больше походит на человека. Усекла? Voilà![2] Человек появился в результате эволюции и божьего помысла. — Он улыбался, точно ждал награды.
— Нет, погоди-ка, давай разберемся, — решила поспорить Марианна. — Бог против инцеста и в то же время допускает спаривание с животными?
Усатый снисходительно похлопал ее по плечу.
— Просто я хочу доказать вам, что все эти пижоны с учеными степенями, которые считают, что религия с наукой несовместимы, лишены воображения. Вот в чем проблема. Ученые пялятся на мир через микроскоп. Верующие уповают на Священное Писание. И никто не видит за деревьями леса.
— Леса, — повторила Марианна. — Того самого, где живет симпатичная обезьянка?
Настроение резко изменилось. Или ей просто показалось?.. Усатый умолк. Как-то странно и долго смотрел на нее, и Марианне это не понравилось. Тут пахло чем-то другим. Запредельным. Глаза у него были черные, похожие на стекляшки, точно кто-то наугад прилепил их к лицу. В этих глазах не было и проблеска жизни.
Он моргнул и придвинулся еще ближе. Изучал ее.
— Эй, милая! Ты что, плакала?
Марианна обернулась к женщине с соломенными волосами. Она тоже смотрела на нее.
— Просто глаза у тебя красные, — пояснил мужчина. — Я не хочу вмешиваться и все такое. Но ты в порядке или как?
— Я нормально, — ответила Марианна. И подумала: «У меня язык заплетается или показалось?» — Просто хотелось спокойно выпить.
— Это я понял. — Он вскинул обе ладони. — Не хотел беспокоить, честно.
Марианна снова уставилась в бокал и боковым зрением старалась уловить хоть какое-то движение. Ничего. Усатый мужчина все еще находился рядом.
Она отпила большой глоток. Бармен протирал пивную кружку, быстро и ловко, как человек, давно занимающийся своим делом. Ей даже показалось — он вот-вот плюнет в нее, как в сцене из старого вестерна. Свет в помещении был приглушенный. Стандартное темное зеркало за стойкой бара — в такое не посмотришься, чтобы поправить макияж, — едва позволяло разглядеть посетителей в этом лестном для любой внешности дымном освещении.
Марианна разглядывала отражение мужчины с усами.
Он взглянул на нее. И она, точно под гипнозом, уже не могла отвести взгляда от его безжизненных темных глаз. Даже шевельнуться не могла. Затем на смену взгляду медленно пришла улыбка, и по спине у нее пробежали мурашки.