Мы не выдержали. Подхваченные в свою очередь стихийным, чисто животным, уничтожающим мысль и волю страхом, мы все бросились вон из кухни. Но тут другой, способный свести с ума вопль приковал нас у порога к месту.
Перед дверью стоял повар. Он поднял руки кверху и неистово, в безумном восторге орал. Он был неимоверно страшен в своем яростном торжестве, и в первый момент я едва не упал. Но затем это обилие непостижимых ужасов, волной захвативших нас, внезапно привело всех в себя, инстинкт самосохранения возвратил нам сознание действительности. И вслед за пережитыми потрясениями мы перешли к неожиданной ярости…
Мы почти подняли на воздух безумствовавшего повара и отбросили его в угол. Мы были способны задушить его.
— Где труп, негодяй? — завопил я в припадке бешенства.
Лицо повара исказилось торжествующей злобой победителя; прижавшись к углу, он голосом, полным нестерпимой ненависти, швырнул нам ясно, с каким-то сладострастием, отчеканивая каждое слово:
— Вы съели его сейчас за ужином, и вот вам осталось еще на завтра…
Указав рукой на куски мяса на столе, он разразился неистовым хохотом безумца и с глухим стуком повалился в страшном припадке на пол…
СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ[2]
Сыщик Лещинский, читавший внимательно газету, вдруг вздрогнул и произнес с заметным волнением:
— Огнем уничтожен замок Гагеншмидтов.
Мы невольно заинтересовались этим, прочитанным сыщиком в газете, случаем и я не удержался от вопроса:
— Этот замок, вероятно, вам знаком по какому-либо преступлению, которое вам пришлось раскрывать?
Лещинский сидел несколько минут в задумчивости и мы с нетерпением ждали его ответа. Мы чувствовали, что нас ждет какой-либо рассказ об одном из бесчисленных и разнообразных похождений старого сыщика.
Лещинский, продолжая, по-видимому, о чем-то вспоминать, медленно закурил папиросу, затянулся два раза, стряхнул пепел в предназначенное для этого медное ведерцо и тогда, словно про себя, начал:
— Из всех кровавых событий, которые я встречал на своем длинном веку, это, несомненно, самое удивительное. Весь интерес этой исключительной драмы заключается не в количестве поглощенных ею жертв, а в ее необъяснимости. Если бы я сам не был очевидцем этого, скажу прямо, сверхъестественного происшествия, я бы ни за что не поверил моему рассказу и знаю, что и вы ему не поверите, и я вас за это не буду осуждать. Такому рассказу нельзя поверить, потому что до сих пор я сам иногда сомневаюсь, происходило ли оно в действительности, не был ли это сон, галлюцинация или просто период моего безумия, — до того все это было необычайно. Меня до сих пор приводит в ужас не кровь, не трупы, — о, я их видел много в течение моей жизни, — а ужасает только эта необъяснимость. Скажу откровенно, эта таинственность отказалась не по моему разуму, это было вне моего искусства, где чертовщина смешалась с реальной правдой и где впервые меня пронял настоящий страх. Итак, слушайте и… и не верьте мне.
Это было вскоре после первой революции в России. Однажды в моем кабинете появился благообразный, высокий старик с суровым лицом, тщательно выбритый, с густой седой шевелюрой. Он, по-видимому, был очень стар, но в то же время совершенно бодрый, крепкий, так и хочется сказать: могучий. Тут ярко выражалось соединение сил характера и воли с силой физической. Он держался прямо, говорил громко, смотрел своими серыми глазами властно и твердо, прямо вам в глаза и, во время беседы, редко отводил взор в сторону.
Мы поздоровались. Я пригласил его сесть и сказал ему откровенно:
— Несомненно, вы явились по серьезному делу. Для каждого дела у меня должно быть столько времени, сколько оно требует, но не больше. И потому прошу вас, говорите все. Спокойно, просто и коротко. Я вижу по вас, что вам это не будет трудно.
— Я иначе не умею говорить, — ответил старик совершенно мне в тон, что сразу подкупило меня в его пользу, и немедленно приступил к делу, не спеша и без пауз. — Меня зовут Герман Гагеншмидт, я владелец имения «Гагеншмидт» в Курляндии. В последнее время я стал объектом какого-то таинственного шантажа. Другой на моем месте давно бы пал духом, но я не из таких людей и не желаю понимать никакой чертовщины.
— Чертовщины? — улыбнулся я. — Разве чертовщина существует?
— Я не знаю, что это такое. Для выяснения этого я и пришел к вам, — ответил старик. — Но я знаю, что я стал от неизвестных негодяев получать подметные, угрожающие письма.
2
Публ. по: Брейтман Г. Сверхъестественное происшествие, любовное приключение и др. рассказы [на тит.: Расстрел, Сверхъестественное происшествие и др. рассказы]. Б.: Изд. Ольги Дьяковой и Ко., 1921. Рассказ публиковался также в журн. «Русь» (№ 1, 1920), где был датирован 1919 г. Унифицировано написание фамилии «Липак» (в тексте встречается также «Лупак»).