Выбрать главу

С нами за столом также сидел фельдфебель Цан, который летал в моем штабном звене. По профессии автомеханик, он был одаренным пилотом и всякий раз, когда летел в качестве моего ведомого, действовал надежно, смело и точно. Рослый и очень порядочный, он был родом из Северной Германии и использовал каждую возможность, чтобы участвовать в вылетах.

Пока мы сидели за столом, электричество отключилось. Толстяк, всегда готовый к такому случаю, спокойно поместил между тарелок пузатую карбидную лампу. Она испускала жесткий синий свет и необычно громкое шипение. Штраден повернулся ко мне. Я понимал, что он хочет сказать нечто иное, нежели «Эта жара изматывает меня», или «Проклятое Средиземноморье», или «Я чувствую себя абсолютно разбитым». Казалось, в этом не было никакого смысла; все мы использовали один и тот же простейший словарь военного времени, который не передавал нашего истинного «я».

Плохо освещенные лица казались плоскими сине-зелеными масками. Как утомлен и измотан был каждый из нас! Прошли два месяца после нашей поспешной эвакуации из Северной Африки. В этот момент бледные лица свидетельствовали о том, чего никто не хотел признать: мы проиграли. Все, за исключением Бернхарда, достигли Сицилии в последний час, истощенными морально и физически. И было мало надежды, что обстоятельства изменятся.

Только, образно говоря, вцепившись в него зубами я смог убедить генерал-фельдмаршала[19] в том, что моей эскадре необходим отдых, ибо она больше не пригодная и не эффективная боевая часть, а потому должна прекратить боевые действия.

Приказ на отход поступил в самую последнюю минуту. Трагедия Туниса вступила в конечную фазу. Немецкие и итальянские части, вместе с остатками моей эскадры, сгрудились на узкой полоске земли, называемой мысом Бон, на своем пути к капитуляции. В течение той ночи, когда среди впавшего в отчаяние большинства начала распространяться анархия, мы получили телеграмму: «77-я эскадра должна немедленно прибыть на Сицилию». К счастью, когда это случилось, прежний опыт Сталинграда и плацдарма на Кубани заставил меня заранее, без уведомления командования, договориться о переброске на остров почти всего нашего наземного персонала и снаряжения.

Это было скорее поспешное бегство, чем отход. «Мессершмитты» эскадры приземлились в Трапани 8 мая[20]; они были пробиты пулями и не обслуживались в течение нескольких дней. Внутри фюзеляжа каждого самолета на коленях стоял механик, глядевший пилоту через плечо. Он занимал такое положение, с большим трудом пролезая через узкий люк отсека радиостанции. Без парашюта и не имея возможности покинуть свою тюрьму в случае критической ситуации, ему оставалось только надеяться на милость судьбы и мастерство своего пилота.

Остатки эскадры взлетали при драматических обстоятельствах. Воздушное пространство над мысом Бон, нашим последним плацдармом, контролировали истребители союзников. Мы провели ночь на маленьком лугу, который тогда, короткой североафриканской весной, представлял собой сплошное море цветов. Наши самолеты могли взлетать только в промежутках, когда «спитфайры» и «киттихауки» сменяли друг друга. Поднявшись в воздух, мы стремились уйти, летя на бреющей высоте. Были схватки и потери, и столбы дыма от сбитых самолетов отмечали наш курс.

Как только из моря поднялись синие контуры горы Эриче, переговоры по радиотелефону обрели прежнюю живость. Теперь, когда худшее осталось позади, вероятность упасть в море, не достигнув земли, или необходимость покинуть тяжело поврежденный самолет были столь незначительными, что казались абсурдом. Все после боя пребывали в эйфории. Переполненные счастьем, мы наслаждались немногими часами или днями жизни, предоставленными нам до следующего вылета.

вернуться

19

Имеется в виду командующий 2-м воздушным флотом люфтваффе генерал-фельдмаршал Кессельринг.

вернуться

20

Остатки немецкой армейской группы «Африка» сдались 12.05.1943 г., а на следующий день сложили оружие и остатки 1-й итальянской армии. Всего в плен к союзникам в Тунисе попало около 250 тысяч немецких и итальянских солдат и офицеров.