Недоуменно скользнула взглядом по сторонам…
Но колокольчика так нигде и не увидела.
Да и откуда ему взяться в покоях вдовой государыни? Всю ее долгую жизнь любые пожелания Великой княгини немедленно исполнялись женщинами из свиты. Стоило лишь шевельнуть пальцами или произнести всего полслова – все исполнялось как бы само собой.
Софья Витовтовна уже и забыла, когда самолично призывала слуг.
Впервые за много, много лет ей пришлось самой идти к двери, самой ее открывать и самой громко кричать в коридор:
– Пелагея!!! Ты где?!
– Всегда к твоим услугам, великая госпожа, – отозвалась из темноты верная ключница. – Ты велела мне отыскать надежного отрока. Так он здесь.
Ярко-рыжий курчавый паренек, одетый в синий зипун и зеленые шаровары, заправленные в валенки, влетел в светелку, словно от толчка, и торопливо склонился чуть не в пояс стоящей женщине.
– Мое почтение, великая госпожа! – выкрикнул он.
– Не ори, оглушишь, – отступила к пюпитру правительница.
– Я твой преданный раб, великая госпожа! – перешел на шепот отрок. – Сделаю все, что токмо пожелаешь! Ни сил, ни живота своего не пожалею!
– Знаю, мой мальчик, знаю. Коли за тебя поручилась Пелагея, стало быть, тебе можно верить. – Княгиня-мать взяла свиток, покрутила в руках, словно бы все еще сомневаясь, но все-таки решилась и протянула слуге: – Вот, бери. Скачи в Галич, отдашь сию грамоту князю Юрию Дмитриевичу лично в руки. Токмо сам и токмо лично в руки! Все понимаешь?
– Не сомневайся, матушка! – Распрямившийся рыжий юноша оказался вдобавок еще и конопатым, с зелеными глазами и большим приплюснутым носом. – Домчусь быстрее ветра, ни сна, ни отдыха не зная!
– Нет такой спешки, дабы лошадей загонять, – покачала головой Софья Витовтовна. – Коли убьешься в темноте, грамота, чего доброго, и вовсе потеряется. Посему просто отвези письмо. Быстро, но без глупостей. Пелагея даст тебе десять рублей на дорожные расходы.
– Десять рублей[14]?! – Глаза отрока влажно сверкнули крупными изумрудами.
– Честные слуги Софьи Витовтовны никогда не голодают! – чеканно отрезала ключница и поспешно потянула своего протеже из светелки. Вестимо, опасаясь, как бы он не сболтнул при хозяйке чего лишнего.
– Пелагея! – окликнула ее княгиня-мать. – Как гонца отправишь, свиту зови. Пусть меня к обеду готовят.
– Да, великая госпожа, – поклонилась холопка и выскочила за дверь.
Софья Витовтовна вернулась к пюпитру, взяла перо, покрутила перед глазами. Затем вскинула ладонь и посмотрела на пальцы. Бросила перо, отошла к стоящему возле угла сундуку, подняла крышку. Оценила взглядом стоящие там в несколько рядов шкатулки, открыла одну. Поворошила ладонями ворох лежащих драгоценностей, выбрала перстенек с яхонтом, насадила на палец, сжала кулачок. Полюбовалась украшением, а затем опустила крышки.
В дверь постучали.
– Ну, наконец-то! – недовольно отозвалась правительница. – С голоду с вами умрешь! Ведите в трапезную!
12 декабря 1433 года. Южные плавни Галичского озера
Три морозные недели накрепко сковали озерный простор толстым ледяным панцирем, сделав доступными для людей и зверей обширные камышовые заросли, раскинувшиеся на заболоченной низине на восточном берегу Галичского озера, между глубокими водами и густым, но низкорослым осинником. В теплое время это была вязкая бездонная топь – временами бесследно сжирающая неосторожных путников. Мертвый луг – само название зеленого простора говорило о его дурной славе.
Однако проклятое место имело свою добрую сторону – множество длинных и толстых, сочных и сладких, скрипучих от крахмала корней рогоза, густо переплетающихся под самой поверхностью. И потому каждую осень, после первых заморозков сюда начинали собираться кабаны со всех окрестных лесов, разбивая еще тонкий лед крепкими копытами и разрывая клыками подмороженную топь – больше похожую на очень густой студень, пересыпанный крупной ледяной крошкой. Вслед за ними в месиво лезли хрюшки и поросята, выдергивая корни, перекусывая их, оттаскивали на лед и азартно пожирали с громким жадным хрюканьем.
А вслед за кабанами к Мертвому лугу тянулись и охотники…
Со стороны могло показаться, что князь Юрий Дмитриевич вывел свою дружину в ратный поход – ибо три сотни верных ему бояр скакали через озеро в полной броне и с саблями на боках; на плечах вместо шуб лежали плащи, легко сбрасываемые и не сковывающие движений, на луках седел болтались саадаки: длинные колчаны, полные тонких сулиц – боевых метательных копий. Удивляло только то, что все воины были без шлемов да без рогатин, без которых кованая рать в атаку не бросалась. Ну и обоз, заметно отстающий с каждым часом, состоял всего лишь из полутора десятков легкогруженых саней.