— Ужин? Ну что ж… вы меня немножко застигли врасплох, но, к счастью, я сегодня еще ничего не ела. — Голос сделался сладким и тягучим, как патока. — Встретимся через час?
— Яволь! — отозвался я и повесил трубку.
Пальмистер одобрительно на меня посмотрел:
— Уважаю, Робаль! Врешь отменно, причем сходу. Видно, что ты на своем месте. Ну ладно, не будем больше об этом. У нас есть еще немного времени, чтобы поработать над твоей внешностью и ознакомиться с бездарной литературой. Для начала ты должен переодеться. Прошу за мной, дорогие друзья.
Пальмистер провел нас во вторую комнату, которая оказалась бывшей спальней Хенрика Щупачидло. Я догадался об этом по огромной кровати, которую не перестилали с тех самых пор, как на ней скончался хозяин. Нам это сообщил Пальмистер, добавив, что усопшего обнаружили лишь через две недели и что, если я подниму стеганое одеяло, то увижу на простыне вторую Туринскую плащаницу. Услышав это, Розалия позеленела и выскочила из комнаты, зажав рот ладонью. Когда мы остались одни, Лонгин Пальмистер указал на массивный дубовый шкаф, украшенный резьбой, и предложил что-нибудь себе оттуда выбрать. В шкафу висело десятка два старомодных костюмов. Я не в состоянии был оценить их элегантность, а потому вытянул первый попавшийся. Пальмистер похвалил мое решение:
— Хороший выбор, Робаль. В этом костюме Хенрик пожимал руку одному из генсеков. Даже фотография памятная сохранилась, может, я ее как-нибудь тебе покажу. Этот твой галстук цвета детской неожиданности малость экстравагантен, но не беда. В конце концов, ты представился иностранцем. Надень ботинки Хенрика. Сильно жмут? Ну и прекрасно, зато не свалятся. Возьми диктофон. Избавь меня от выслушивания твоего доклада. Вот краткое изложение последних семнадцати романов Халины Ментиросо, подготовленное моей секретаршей, а вот ее самая последняя книжонка. Сзади, на обложке, фотография моей дорогой подруги. Если прибавишь двадцать лет и неудачную подтяжку, узнаешь ее без труда. Ça ira[15] и до свидания, приятель!
С этими словами Лонгин Пальмистер выставил нас с Розалией во тьму лестничной клетки. Мысленно пообещав себе, что завтра же заберу свой костюм и сандалии, я последовал за Розалией на улицу, где нас встретил проливенный ливень.
Глава 3. Paperback writer[16]
Оказалось, что Розалия, чью помощь я уже успел оценить как исключительно тактичную и ненавязчивую, располагает еще и собственным автомобилем — желтым «горбунком». Я угнездился в его чреве, приняв позу, соответствующую народному названию. И с облегчением вздохнул. Пальмистер забыл снабдить меня наличкой, а я с присущей мне деликатностью «забыл» его об этом попросить. Честно говоря, я позаимствовал одну из его кредиток, но попытка поймать такси в этом районе да еще при таких атмосферных условиях могла закончиться весьма плачевно. Пока мы с угрюмо молчавшей Розалией добирались до «Бристоля» под безжалостно барабанящими по крыше струями дождя, у меня как раз было время проглядеть выданные Пальмистером конспекты.
Действие романа «Георгина в дебрях» происходило где-то в семнадцатом веке. Юная шестнадцатилетняя героиня обитала в счастливом безоблачном мире, пока семья не отправилась странствовать в поисках лучшей жизни. В глухом лесу на них напали разбойники, прикончив наповал всех, кроме героини, которой удалось укрыться в чаще. Она блуждала много недель, замерзшая и голодная, унижаемая селянами — жителями окрестных хуторов, пока о ней не позаботился некий дворянин-нелюдим (стоит ли говорить — молодой и красивый). Этот чудик покинул человеческое общество и засел среди болот, после того как накануне венчания открыл двойное предательство — невесты и собственного брата. Они с Георгиной полюбили друг друга — на это ушло добрых несколько лет и куда как больше книжных страниц (что отметила на полях добросовестная секретарша Пальмистера). На венчание прибыл дядя девушки и, на радостях, что отыскал единственную представительницу своего рода, одарил племянницу прямо-таки неприличным богатством. Не знаю, как читателя, а меня в этой истории пленил жизненный, пусть и литературно обработанный мотив вмешательства дядюшки.
«Тайный плод Линды» не был, несмотря на название, романом о подпольной садовнице. Героиня — исключительно красивая и при этом еще и умная представительница высших кругов современного американского городка, несмотря на массу объективно благоприятных условий (вилла с бассейном, личный массажист), не чувствовала себя счастливой. Муж, чрезмерно посвящая себя работе, пренебрегал бедняжкой, а моральные проблемы, связанные с появлением третьего любовника, не позволяли Линде наслаждаться горными лыжами в Аспене или беседами с отцом, крупным специалистом по Кьеркегору. Напротив, это вгоняло ее в меланхолию. Когда я уже готов был возненавидеть Линду, судьба ее резко переменилась: отец умер от старости, а муж сбежал с лучшей подругой (своей или героини, неизвестно), оставив Линду в долгах, которые отпугнули всех трех любовников вкупе с немереным количеством знакомых, тусовавшихся прежде в ее огромном особняке, вместе с которым они отошли к новому владельцу. Неожиданно Линде протянул руку помощи бывший ассистент ее отца (стоит ли говорить — молодой и красивый), которого она всегда считала асоциальным психом, одержимым навязчивой идеей столкновения культур. Пока Линда потихоньку начинала ценить человечность — и даже мужественность — своего спасителя, его теории приобретали огромную популярность, не без содействия Линды, которая высылала отрывки из его работ, краткие рефераты и рецензии друзьям своего отца, в том числе представителям высших эшелонов власти, всегда жадным до пророчеств, способных вызвать у обывателей ощущение угрозы и готовность безропотно принять новые методы ограничения свободы личности. Когда конференции на самых престижных курортах мира, интервью в самых популярных журналах и миллионные тиражи книг стали обыденностью, Линда с изумлением обнаружила, что влюблена, и объект этой любви — вчерашний псих, а ныне герой массмедиа — скромно признался, что уже много лет испытывает к ней аналогичные чувства.
16
Вульгарный писатель (